Переводчик ГЕОРГИЙ ЯРОПОЛЬСКИЙ

 Поэт, переводчик. Родился в 1958 году. Окончил английское отделение Кабардино-Балкарского госуниверситета. Автор восьми сборников стихов и стихотворного переложения Апокалипсиса (Откровения Иоанна Богослова). Перевел более двадцати романов современных англоязычных авторов, в том числе «Белый отель» и «Арарат» Д. М. Томаса, «Облачный атлас» Д. Митчелла, «Лондонские поля» М. Эмиса и другие. Переводил также с балкарского, кабардинского, грузинского, турецкого и других языков. Живет в Нальчике.

Автор ФИЛИП АРТУР ЛАРКИН

(1922 – 1985)

 Англ.: Philip Larkin. Один из крупнейших английских поэтов второй половины XX века. По окончании Оксфордского университета работал библиотекарем при разных колледжах и университетах; был назначен директором библиотеки при университете Халла, где трудился до конца жизни, создав одно из лучших книгохранилищ Англии. За первым поэтическим сборником Ларкина, «Северный корабль» (1945), последовали два романа, «Джилл» (1946) и «Девушка зимой» (1947), но широкая известность пришла к нему после выхода в свет второго сборника стихотворений, «Без иллюзий» (1955). В дальнейшем при жизни Ларкина были опубликованы еще два сборника стихов, «Свадьбы на Троицу» (1964) и «Высокие окна» (1974). Ларкин выпустил также сборник рецензий на джазовую музыку «Все, что джаз» и сборник эссе «Писания по требованию». В 1984 ему было предложено звание поэта-лауреата, от которого он отказался. В подборке представлены три стихотворения Ф. Ларкина: «Next, Please» «The Trees» и «Aubade».

СЛЕДУЮЩИЙ!

Ждать жизни лучшей, будущей, иной

становится привычкою дурной.

Все время что-то близится; не лень

мнить: через день,

следя с утеса, как в заливе флот –

отчетливый, искрящийся – плывет…

Как медлят обещаний корабли!

Быстрее бы могли!

Но жалкие огрызки всякий раз

порушенных надежд в руках у нас:

хоть видим флаг, блеск меди, шкот любой

и носовой

фигуры позолоченную грудь, –

корабль, не бросив якорь, длит свой путь,

едва сегодня ставши, во вчера.

Вновь до утра

мы ждем: пристанет, выгрузит нам тьмы

благ жизненных, что заслужили мы

долготерпеньем преданных собак.

Но все не так:

один к нам прет – чьи паруса черны,

за чьей кормою чайки не слышны,

в кильватере которого всегда

лишь гладкая вода.

ДЕРЕВЬЯ

Вчерашних почек разворот

в зелёный лиственный наряд –

деревья вновь его творят,

а ты горюешь, что ни год.

Ты мнишь: их время на нуле,

лишь мы стремимся к смерти? Нет,

их майской свежести секрет

записан кольцами в стволе.

Но всё же замкам крон не спать,

и слышно в шелесте густом:

год умер, но – что дела в том?

Начни опять, опять, опять.

УТРЕННЯЯ СЕРЕНАДА

Тружусь весь день, чтоб лишь забыться сном.

Во мрак вперяюсь вновь уже в четыре.

Свет, знаю, созревает за окном,

пока же вижу то, что вечно в мире:

смерть, что подобралась на сутки ныне

и мыслей не оставила в помине,

кроме одной: когда и где – я сам?

Вопрос напрасен, но, как вспышка, слово

небытие пронзает снова,

хлеща в потёмках плетью по глазам.

Сознанье слепнет. Дело не в вине –

любви не дал, добра не сделал, шало

растратил дни впустую, – но и не

в обиде, что отпущено так мало:

бывает, жизнь томит и в середине;

нет, дело в окончательной пустыне

исчезновенья: устремляясь к ней,

ни здесь, ни где-то не очнемся боле,

подобное не в нашей воле –

нет факта достоверней и страшней.

Кунштюков, чтоб тот страх оставил кровь,

не существует. Не поможет веры

парчовый, молью траченный покров,

ни формула, что любят лицемеры:

нет страха перед чем-то, что вне чувства.

То и страшит, что всё пребудет пусто,

не трогая ни базовых пяти,

ни прочих чувств, без коих все мы нищи,

ни мыслям не давая пищи, –

наркоз такой, что впредь не отойти.

Не отпускает холод даже в зной:

скользит по кромке зренья бокового,

порывы кроя плёнкой ледяной.

Пусть не случится многого иного,

но смерть, она отменно держит слово;

тому, кто понял это без спиртного

и без людей вокруг, несдобровать:

жуть будет жечь углями из жаровни.

Отвага хороша для ровни.

Восстал ли, взвыл ты – смерти наплевать.

Свет спальню проявляет не спеша.

Всё просто, словно шкаф. Всегда мы знали:

того, чему противится душа,

не избежать. Одно грядёт в финале.

Меж тем к звонкам все офисы готовы

и примеряет нехотя обновы

мир, что запутан, дважды сдан внаём.

Нет солнца, небо белое, как глина.

Опять зовёт работ рутина.

А почтальоны, как врачи, – из дома в дом.