Международная литературно-публицистическая газета. №2 (2), сентябрь 2011 г. http://provintelligent.ru

Газета выходит ежеквартально. Контакты для участия и сотрудничества указаны в выходных данных в конце газеты. 

Эдуард Караш

Родился в 1931 году. Профессия - горный инженер. Специальность - бурение нефтегазовых скважин в море. Заслуженный инженер, лауреат Госпремии, Почётный нефтяник СССР, около 60 научно-технических публикаций. С 1993г.проживает в г.Хьюстоне (Техас, США). Поэт, писатель, пародист. Литературные публикации в альманахах и сборниках. Участник Третьего Съезда МСП «Новый Современник» Судья с «Золотой Мантией» Король сарказма - 2004 Член Международного Союза писателей «Новый Современник»

ПО КОЛЕНО В ЗАКОНАХ 

(Из цикла God bless America) 

В штате Нью-Йорк, 

в городишке Кармеле

Мужчины законом предупреждены –

Когда Вы на улице, а не в постели,

Должны подходить к пиджаку штаны. 

Если медведя ты спящего будишь 

Ради фото иль, к примеру, пляски, 

Тут же в тюрягу посажен будешь,

Такой есть закон У НИХ на Аляске... 

Там же строжайше запрещено,

(Ни у кого нет закона такого!),

В иллюминатор, то есть, в окно,

Бросать с самолёта лося живого... 

К внучке – студентке из Балтимора,

Взываю: -Ты хочешь в ладах 

быть с законом?

Тогда, моя радость, прошу, 

и без спора, 

Не вздумай бросать копны сена 

с балкона! 

Да будь ты хоть негром 

в преклонных годах,

В цирке гимнастом иль акробатом,

Когда «на зелёный» 

пойдёшь на руках...

То в Хартфорд-Централ 

сразу будешь упрятан... 

Город Монтгомери, штат Алабама –

Власти прожить не смогли без затей,

И запретили на улицах дамам 

Зонты открывать – не пугать лошадей... 

В городе Аннистон, что в Алабаме,

Главная улица – главный запрет, 

Здесь не дадут ни мужчине, ни даме 

Джинсовый свой «прогулять» туалет... 

В Небраске, в славном городе Лехания

Официальный обнародован указ –

Того примерное ждёт наказание,

Кто вдруг дыру от бублика продаст... 

Кукшефт в Нью-Джерси – 

город уникальный,

Но люд НАШ возмущён: «А на хрена?!»

Закон тут действует оригинальный –

Брань нецензурная ЗАПРЕЩЕНА! 

В Денвере за три дня до облавы

На бродячих кошек и собак,

ИХ предупредить должна Управа

Объявленьем в парке,Только так!

В городе Оксфорде штата Огайо

Будет преступницей женского пола

Та, кто предстанет (хоть очи и долу)

Перед портретом мужчины нагая... 

Женщины в панике в Мичигане –

Что же им делать и как дальше жить?

Чтобы постричься, им надо заранее

Справку у мужа на то получить. 

В городе Джаспере, что в Алабаме,

Палкой законно колотят жену,

Лишь бы имела та палка для дамы 

C палец большой мужика - толщину. 

В штате Монтана есть город Мендоса -

Там женщина может 

в тюрьме оказаться,

Ежели мужнюю почту без спроса

Станет вскрывать и интересоваться... 

В Логан Каунти, штат Колорадо,

Власть надумала запрещать,

Пусть даже женщина этому рада...

Женщин спящими целовать, 

В Лос-Анжелесе, если вам по нраву

Жену широким колотить ремнём –

Лишь шириной в 2 дюйма ваше право, 

А боле – с разрешения её! 

В Коннектикуте очень строго, братцы, 

Так, в Хартфорде, супругам, например,

Нельзя по воскресеньям целоваться,

Как хорошо, что нас с женой там нет! 

Не спите голым в Миннесоте –

В тюрьму за это попадёте! 

В Аризоне будешь крупно оштрафован,

Если перестанешь кодекс уважать,

И в своём законном частном доме

В ванной вдруг осла уложишь спать. 

А, к примеру, в штате южном - 

Алабама,

Кто с завязанными наглухо глазами

Вздумает машину повести,

Может срок солидный обрести! 

Здесь же, под угрозой смертной казни

Строго запрещается солить

Рельсы, по которым 

в направленьях разных

Поездам положено ходить 

В Нью-Джерси штраф 

схлопотать ты сможешь,

Когда полицейскому скорчишь рожу... 

И 1000 долларов штрафа с «бандита»,

Убившего крысу бейсбольной битой... 

А в городе Оттумва, штат Айова,

СтрогИ законы к резвым мужикам,

Тем, кто с намёком подмигнуть готовы, 

Не взяв согласья незнакомых дам. 

Арест в Небраске вам грозит 

В момент церковной службы,

Коль отпрыск ваш, что тут сидит,

Иканьем занедужит... 

А в Иллинойсе, в городе Зайон

Среди других законов есть закон,

Гласящий, что зажжённую сигару

Нельзя давать котам и прочим тварям... 

Штат Миссури. В Сент-Луисе

Можешь даже вдрызг напиться,

Но с утра и до утра 

Коль сидишь на мостовой, 

Пиво хлюпать из ведра,

Ну, низз-ззя, хоть волком вой!!! 

ВМЕСТО ЭПИЛОГА 

Законы эти прозой чётко пропечатаны,

Смеялся я над ними целую неделю,

Газету сохранил, откуда они скатаны –

То «Русская Америка» от 1-го апреля...

“ОДА” ЗАВИСТИ

Наука – двигатель прогресса,

Реклама – двигатель торговли,

А зависть – двигатель агрессий,

От бомб до “петухов” под кровли… 

Сосед удачлив – это мука

Для заскорузлого ленивца,

Ну что ж, что не оттуда руки –

Стакан удержат, чтоб напиться, 

Глаза залить негодованьем,

В грудь колотить: “За что боролись?!” 

И с затуманенным сознаньем

Искать “виновников”, на совесть… 

Объект – мужик иль государство,

Завистнику сиё “до фени”,

Факт тот, что “ихнее” богатство -

Источник слюновыделенья. 

И ну – хулить его прилюдно:

“Буржуй, капиталист… пархатый…”

А самому трудиться – нудно,

Поскольку: “С кра-а-ю наша хата… 

Пускай чуба-a-йсы в пейсах рыжих

Нам СВЕТЛЫЙ ПУТЬ организуют,

Самим же пайку – суп пожиже,

А то, как Ротшильды, жируют…” 

Выходит, что ВЕНЦУ ТВОРЕНЬЯ,

Средь тварей, молоком вскормлённых,

Бог даровал и дополненье,

Чем отличил его от оных – 

Мы лучше братьев наших меньших,

Что чувства наши разделяют – 

“Дуэль”, коль РЕВНОСТЬ 

из-за “женщин”,

Хвостами в РАДОСТИ виляют, 

ЛЮБОВЬ их, ВЕРНОСТЬ – 

“выше крыши”,

Не чужды СТРАХ, ТОСКА. Однако, 

На чувство ЗАВИСТИ мы выше 

Благовоспитанной собаки… 

Татьяна Василиади

Большую часть года живу в городе Одесса. Часто в штатах, но последние пару лет не более 4 месяцев в году (в среднем). Там живут дочь и мои внуки. В 2000 году иммигрировала, но через 3 года вернулась. Работаю архитектором. Публикации есть в общих сборниках, в альманахах «Золотой строфы», где неожиданно для себя была награждена и получила диплом за победу в конкурсе.

НЕ ИЩИ 

НА МЕНЯ ПОХОЖИХ

Среди тысяч других на свете – 

не ищи на меня похожих.

Для тебя я была, как ветер, 

что ворвался неосторожно,

Распахнув на мгновенье створки, 

ароматом дохнув весенним...

Только быстро он стал прогорклым – 

этот запах любви последней.

Почему ты не понял сразу, 

что улыбка судьбы – реальна,

Убивал ее каждой фразой, 

где звучала рациональность?

И отталкивая словами, 

что /как бритва/ кромсали больно,

Разноцветными лоскутками 

сам развеял любовь.– Доволен?!

Не отыщешь в толпе прохожих ту, 

что смог потерять однажды,

Лучше память и не тревожить – 

не бывает везенья дважды…

Не мечись, не пылай пожаром, 

не смотри ты на непохожесть!

Столько женщин вокруг! – 

нет пары?! 

Знаю. 

Чувствую сердцем, кожей... 

В КРУГУ ОДИНОЧЕСТВА

Приходит время, 

и начинаешь понимать подругам цену:

они, как бремя, 

«но важно все!» – 

нашла ли «бывшему» замену?

Советы срочны, 

хотя волнуют только личные потери,

и знаешь точно, 

что их сочувствия до косточек заели…

Проходит время,

звонят давно тобой забытые мужчины 

и дОлбят темя,

когда проблемы есть 

да пьяные причины:

поныть о прошлом,

сказать, что «новые» 

в сравнении – ужасны,

и очень пошло

хвастнуть, как каждой подарить смогли «полцарства».

Настанет время, 

когда взрослея, позвонить забудут дети.

Уйдут сомненья,

что ты давно наедине с собой, 

как ветер.

А те, кто – « как бы »... 

для одиночества – нелепое соседство,

и дирижаблем 

перед глазами проплывут 

картинки детства…

Где рядом мама...

всегда решить поможет сложную задачу,

и жизнь – забава,

когда не знаешь, что бывает 

всё иначе…

где пряный запах,

такой родной, тебе доставшийся 

в наследство,

и ты без страха 

спешишь опеки избежать, 

спасаясь бегством...

Как мчится время...

Международная литературно-публицистическая газета 

Сентябрь 2011 г. 

2 

Гость 

ИННА БОГАЧИНСКАЯ: 

«ВОЗНЕСЕНСКИЙ БЫЛ ДЛЯ МЕНЯ ДРУГОМ, ГЕНИЕМ И УЧИТЕЛЕМ» 

12 июля в Доме Русского Зарубежья имени А.Солженицына состоялся творческий вечер Инны Богачинской. Имя этой красивой женщины, талантливого поэта, хорошо известно по обе стороны океана: она выпустила несколько книг необычных стихов, часто выступает, публикуется, общается. Инна не боится открыто высказывать свое мнение, делиться взглядами, которые не совпадают с общепринятыми, призывать людей к свободе самовыражения и познанию самих себя. 

Богачинская родилась в Москве, жила в Одессе, потом переехала в Нью-Йорк. Она всегда была в гуще литературных событий. Жизнь Инны щедра на яркие встречи с известными людьми. Но главным подарком судьбы для Богачинской стала многолетняя дружба с Андреем Вознесенским, которая продолжалась много лет. Рассказ о творчестве поэта, чтение его стихов, популяризация произведений поэта в США, бережное сохранение всего, что связано с жизнью Вознесенского, его приездами в Америку - важная сфера деятельности Инны Богачинской. 

Вот и сейчас в Москве она представила литературную композицию, посвященную творчеству Вознесенского, в которую включила отрывки из своих эссе, стихотворения, воспоминания. Для того, чтобы продолжить разговор о Поэте и Человеке, мы встретились с Инной Богачинской. 

Даже в гостиничном номере, где остановились Инна с супругом Григорием Самуэльяном, кругом – публикации, ксерокопии материалов и документов о Вознесенском. Богачинская показывает автографы поэта, смешные рисунки, свои архивные записи, старые черно-белые фотографии. Чувствуется, что она действительно живет, дышит, горит его творчеством и спешит поделиться воспоминаниями и размышлениями. Она буквально заражает своей энергией и одновременно – обезоруживает открытостью и простотой. 

- Инна, как Вы познакомились с Андреем Вознесенским? 

- У каждого поэта есть своя поэтическая родословная. У меня это – Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Андрей Вознесенский. Я всегда чувствовала, что я одной крови с ними. Вознесенский всегда был для меня недосягаемым поэтическим Богом. Я даже мечтать не могла, что когда-то приближусь к нему. Я по натуре очень независимая, сама никогда не смогла бы подойти. 

В середине семидесятых я часто бывала в Центральном доме литераторов. Это было настоящее государство писателей и поэтов. Кругом – одни гении, большинство из которых – непризнанные. Для меня это был воздух! Когда я приходила в ЦДЛ, меня всегда ждала пища для души и для тела. Зачастую я оказывалась за одним столом с Левитанским, Самойловым, Ахмадулиной, Казаковой, Евтушенко … 

Незадолго до встречи с Андреем Андреевичем я написала поэму «Репортаж с ярмарки». Неожиданно она стала популярной, ее переписывали, она ходила по Москве. У меня даже появилась возможность останавливаться в гостинице писателей, что по тем временам само за себя говорило. Денег у меня, правда, не было, поэтому завтрак всегда был один и тот же: кусочек хлеба со сметаной. И вот в этой же гостинице остановилась приехавшая на стажировку молодая английская поэтесса, которая сообщила мне следующее: «Здесь живет девушка, которая пишет как Вознесенский». И рассказала мне про «Репортаж с ярмарки». Я призналась, что эта девушка – я. Но заметила, что Вознесенский уникален и, соответственно, никто не может писать так, как он. Для всех нас он был на недосягаемой высоте. 

С Андреем Андреевичем нас познакомил интересный молодой поэт Володя Шленский, который очень рано ушел из жизни. Кстати, эпизод нашего знакомства Вознесенский описал в своей книге «Аксиома самоиска» . У меня внутри тогда все дрожало, но я сказала ему следующее: «Я не сумасшедшая поклонница, я не собираюсь срывать с Вас носок или отбирать носовой платок. Я просто хочу сказать Вам, что Вы – гений». И он тут же ответил: «Инночка, я с Вами совершенно согласен». Это было очень здорово. Он мне дал свой телефон, а я попросила, чтобы он посмотрел мои стихи. Мы договорились о встрече. Когда я передала ему стихи, я даже предположить не могла, что он их прочтет – он всегда был очень загружен. Тем не менее, он прочитал мой «Репортаж с ярмарки», другие стихи, у которых, как он говорил, «есть свое лицо» и вообще сказал мне о них очень вдохновляющие слова. 

- Вознесенский Вам помогал с публикациями? 

- Он практически сразу совершил Поступок. В то время я работала в журналистике. Мои статьи печатали, порой по два материала в номере выходило, а стихи писались в стол, их нигде не публиковали. Отказы объясняли тем, что в моих произведениях нет социальной направленности. Потом сказали, что если бы я была дочерью путевого обходчика или написала про Ленинский мемориал в Ульяновске, то все было бы хорошо. 

Друзья собирались дома, читали стихи вслух, обсуждали. От одесского Союза писателей я была очень далека. Так вот, Вознесенский сам предложил написать письмо секретарю Союза писателей с просьбой обратить внимание на мои стихи. И в тот же вечер, чтобы не откладывать в долгий ящик, написал письмо прямо в машине, по пути в Останкино, куда ехал на репетицию перед авторским вечером! Правда, письмо действия не возымело, но я его бережно храню как дорогую реликвию. 

Когда я уже жила в Америке, моим первым местом работы была газета «Новое русское слово» в Нью-Йорке. Ее редактором был Андрей Седых, бывший литературный секретарь Бунина, хороший журналист. В редакции обстановка была очень напряженная. После того, как меня оттуда уволили, то перестали публиковать мои стихи в газете. Хочу Вам передать формулу, которую Вознесенский озвучил мне, узнав об этой ситуации: «Если бы ты была уродливая и бездарная, то всюду бы печатали». И вот тогда, несмотря «железный занавес» в СССР и то, что газета являлась белоэмигрантской, Андрей Андреевич позвонил редактору и спросил его, почему тот не печатает мои стихи. Одна моя знакомая, присутствовавшая при этом разговоре, сказала мне, что если бы взорвалась бомба, эффект был бы меньше, чем от звонка Вознесенского. После этого мне позвонили из редакции и попросили дать подборку стихов. А потом опубликовали одно стихотворение в сокращенном виде, чтобы показать Вознесенскому, что меня печатают. 

- Вы очень эффектная женщина. Как сложились у Вас отношения с супругой Вознесенского, Зоей Богуславской? 

- Я много общалась не только с Андреем Андреевичем, но и с Зоей Богуславской. Она - редкая по глубине, таланту и силе личность. Отношения были доверительными: они знали про мою личную жизнь. Когда я в последний раз вышла замуж, нам устроили свадьбу в ЦДЛ. Вознесенский подарил мне большой букет и сразу обнял моего мужа Григория Самуэльяна. А Зоя Богуславская устроила ему длинное интервью с пристрастием, как будто принимала на работу. Интервью будущий супруг успешно прошел. Зоя сказала Григорию: «В семью принят!» 

Когда ушел Андрей Андреевич, мой муж поделился, что он больше переживает, чем если бы скончался родственник. Настолько теплыми были наши встречи. 

Недавно на своей новой книге, которую Богуславская подарила мне в Переделкино, она оставила такой автограф: «Талантливой Инночке Богачинской, которая вошла в нашу семью с поднятой фотографией Андрея и пронесла его имя и поэзию сквозь всю жизнь и её Грише-самородку, выигравшему золотой талант - Инну. Целую, Зоя». Для меня это очень дорого. 

- Как к Вам обычно обращался Вознесенский? Говорят, он называл Вас «русалкой»? 

- Да, он действительно в одной публикации назвал меня «длинноволосой, белокурой русалкой», что даже вызвало полемику среди тех, кто меня знал. Некоторые считали, что я на русалку совершенно не похожа, поскольку она – холодная и мокрая, а я совсем не такая. Тем не менее, с легкой руки поэта меня стали называть «русалкой». Очень часто Андрей Андреевич обращался ко мне «Ангел». С его же подачи меня начали называть «Иннапланетянкой». А вот подписывался всегда одинаково – «очень нежно»… Я порой шутила над этим, просила, чтобы он придумал что-то другое, а он специально каждый раз писал одни и те же слова. 

- Вы уехали из Одессы Нью-Йорк. Как продолжилось Ваше общение в США? 

- Честно скажу, я не хотела уезжать в эмиграцию. Но перед отъездом я решила, что приеду в Америку, чтобы популяризировать там творчество Вознесенского и писать книги о нем. 

Когда Андрей Андреевич приехал в США, я с ним связалась, мы продолжили общение. Он стал мне присылать свои публикации, вырезки из газет и журналов, из разных стран мира с шутливыми надписями – у него было редчайшее чувство юмора. 

Я готовила многие выступления поэта в США – и для русскоязычной, и для американской публики. Его американская корреспонденция, письма из университетов отправлялись на мой адрес. 

- Когда Вознесенский приезжал в Америку, как менялась Ваша жизнь? 

– У меня все перекручивалось, вставало с ног на голову, в доме был пустой холодильник, я почти не ела, не спала. Он мог мне позвонить часов в 11 вечера и сказать: «А давайте пойдем в кино, на фильм про Джеймса Бонда, агента 007, на последний сеанс?» Мы с бывшим мужем сразу поднимались и ехали. 

Когда мы встречались, я старалась записывать за ним и сохранять все, что могла. Во время его приездов я мобилизовывалась, поскольку знала, что если я не буду этого делать – может быть упущено что-то важное. Ненавижу ничего придумывать, а многое со временем стирается из памяти. Теперь у меня дома своеобразный музей. Я всегда собирала все, что касается Вознесенского – это я, которая сама всегда все теряет! У Андрея Андреевича была гениальная рассеянность – он мог потерять даже только что выданный гонорар. 

Я храню все, что было связано с нашими встречами, общением, даже записи на автоответчике. Например, вот выдержки из записи сообщений: «Это звонит Андрей Вознесенский, художник, архитектор, иногда – писатель…» или «Андрей Вознесенский. Целую нежно. Твой друг, товарищ и брат…» 

- Какое выступление Андрея Андреевича в США Вам особенно запомнилось? 

- Безусловно, выступление в Вашингтоне, в Театре Форда, которое я помогала организовать, стало самым ярким и запоминающимся. Мероприятие было закрытым, исключительно для членов американского правительства и высшего эшелона власти. Подготовка потребовала невероятных трудов. Я тогда работала в Рокфеллеровском университете. 

Мои коллеги ничего не понимали: мне постоянно звонили известные писатели, поэты, случались даже звонки из семьи Роберта Кеннеди и из Государственного департамента. Мой босс был американским профессором, очень приятным человеком. Он закрывал глаза на то, что я на работе занималась другими делами, поскольку понимал – раз приехал Вознесенский, мой КПД резко падает. Так вот, он настолько был очарован магией общения с Вознесенским, который приходил в университет, что попросил пригласительный билет на выступление поэта. И приехал, несмотря на то, что от Нью-Йорка до Вашингтона почти шесть часов езды! 

Утром накануне выступления в Театре Форда Вознесенский мне позвонил и произнес следующее: «Ангел! Я тут стишок написал. Не могла бы ты перевести его на английский?» Вы себе представляете, насколько трудно переводить стихи вообще, а такого Мастера и Мэтра, как ВознесенскИЙ – в особенности. Это сверхзадача. Сказать, что у меня началась лихорадка – это просто ничего не сказать. Уже перед выходом поэта на сцену я завершила перевод, и Вознесенский прочитал это стихотворение на выступлении. Позже оно было включено в двуязычную книгу «Стрела в стене». 

- Как принимала Вознесенского американская публика? 

- Замечательно. Его исключительно ценили как человека и как поэта. Поколение «битников» боготворило его поэзию, Андрея Андреевича с радостью принимали в доме Алена Гинзберга. Он был дружен со многими американскими писателями того времени. Иногда поэт останавливался в квартире знаменитого драматурга Артура Миллера. Гениальность как солнечный свет – она моментально распространяется вокруг, люди ее сразу чувствуют и не надо ничего говорить. 

- А кем поэт был для Вас? 

- Всем! Мэтром, учителем, другом. Учителем он был очень необычным: он учил, не уча – это самое главное. Например, иногда я со всей своей восторженностью вскрикивала: «Андрей Андреевич! У меня просто нет слов!..» На что он мне спокойно замечал: «Инночка, у поэта всегда должны быть слова». Ничего не делая, он уже оказывал влияние на всех окружающих. 

- Какие человеческие качества Вы бы выделили в нем прежде всего? 

- Он был гигантом. В нем невозможно выделить качеств. Есть планета Земля: нельзя сказать, что на ней тепло или холодно. Вознесенский – планета ошеломляющая, с невероятной энергетикой гения. Я много общалась с талантливыми людьми, но больше такого явления не встречала. Как только поэт входил – все моментально заполнялось его энергетикой. Это был непостижимый источник энергии, которая не передается словами, но в присутствии Вознесенского все это чувствовали. 

Продолжение на стр.3

Сентябрь 2011 г. 

Международная литературно-публицистическая газета 

Начало на стр. 2 

У него было невероятное, неописуемое мужество, которое особенно проявилось во время его тяжелой болезни. Кстати, инсульта у него не произошло – это была редчайшая форма болезни Паркинсона. Он никогда не жаловался, даже когда очень сильно мучился. Вознесенский был очень солнечный. 

А еще - очень щедрый. Однажды мы были с ним в ресторане в Бруклине, там пела Майя Розова. Он дал певице 100 долларов в качестве чаевых. А она попросила у поэта автограф стодолларовой купюре и сказала, что будет ее хранить. 

- Как происходил у Вознесенского творческий процесс? Вы присутствовали при том, как он писал стихи? 

- Творческий процесс был спонтанный. Вознесенский был творческим во всех проявлениях: в том, как он себя вел, как одевался, какделал коллажи… Однажды мы с бывшим мужем везли его в Филадельфию на выступление. И он прямо в машине писал стихи, посвященные Высоцкому. 

У меня дома висит автопортрет Вознесенского, на котором он изображен в четырехугольной шляпе при получении ученой степени американского доктора. Так он изобразил шляпу в форме четверостишия: 

Спасите, боги, мою душу 

Идя сквозь разные этапы, 

Я шел от треугольной груши 

До четырехугольной шляпы. 

Однажды Вознесенский порвал брюки, и мне пришлось зашивать их. Надо сказать, что я совсем не дружу с иголкой, поэтому мне это далось непросто, но брюки я кое-как зашила. В ответ Вознесенский выдал такой экспромт: 

Оборванная штанина 

Плывет как ряса благочинная 

А што Инна? 

Она сияет, Богачинская. 

Я всегда задавала ему много вопросов, например, спрашивала, почему я не могу писать стихи, сидя за столом - у меня это получается только, когда я хожу… Он мне ответил, что у него то же самое: он пишет стихи ногами! Говорил: «Выйду утром в Переделкино и пойду, пойду по лесу… Попрыгаю – и прихожу уже со стихотворением». 

Однажды он сказал, что в поэзии главное – нерв. Иосиф Бродский получил Нобелевскую премию, но советское государство само создавало нобелевских лауреатов с политической точки зрения. На мой взгляд, в поэзии Бродского нет нерва. Его стихи талантливы, но после прочтения – не запоминаются, от них не дрожишь, не трепещешь, как от стихов Вознесенского. 

- Многим, наоборот, кажется, что его стихи излишне архитектурны и математичны… 

- Действительно, Вознесенского многие обвиняют в том, что он «делал» свои стихи математически. Но это неправда. Он говорил: «У поэта есть не только избранные произведения, но и избранный читатель». Он очень любил творческое слово во всех проявлениях, любил игру слов. 

Я сама против того, чтобы в стихах была просто архитектура. У Андрея Андреевича в стихах пульсирует нерв, который заставляет трепетать рецепторы читателей. Стихи Вознесенского, как и стихи Цветаевой, органически вплетаются в ткань души. Его стихи – это физические волны, которые способны проникать в глубинные сферы сознания. К тому же, его стихи необыкновенно афористичны: 

Все конкретней и необычайней 

недоступный смысл миропорядка, 

что ребенка приобщает к тайне, 

взрослого – к отсутствию разгадки. 

- А как Вознесенский относился к творчеству других поэтов? 

- Очень любил Маяковского, Цветаеву, Пастернака, который был его поэтическим Богом. Мог по достоинству оценить настоящую поэзию. Однажды я спросила Вознесенского по поводу какой-то рифмы. Он мне сказал: «В любви и в поэзии можно все!» 

Еще он никогда никому не завидовал. После хрущевского эпизода он был на грани самоубийства. От него одномоментно отвернулись все, кто до этого пел осанну, был рядом. Люди перестали здороваться, замечать его. Вознесенский оказался в абсолютном вакууме. Его спасла Зоя Богуславская. 

- Андрей Андреевич был открытым человеком? 

- Наоборот, он был очень закрытым. С одной стороны, от него исходило сияние, с другой, как всякая гениальная личность, он был вещью в себе. Вознесенский - это миллион иксов, игреков, непознанностей и неоткрытостей. 

Как говорил Жан Кокто: «Я не следовал моде, я ее создавал». Создавал моду и Вознесенский: у него был свой взгляд, свой стиль, абсолютно узнаваемый. 

У него не было по-настоящему близких друзей: ему или завидовали или его не понимали. Чтобы общаться с людьми, Вознесенскому нужно было спускаться с высочайшего уровня, на котором он находился, и говорить на понятном языке. Общался он всегда очень демократично. Но другим до его уровня подниматься было невозможно. У него была непостижимая степень свободы. Каждый раз я поражалась тому, что вроде бы он находился рядом, но при этом ощущался внутренний сейф, в который никто не был допущен. 

- А Вам было тяжело с ним общаться? 

- Напротив, с ним можно было говорить совершенно на равных. Когда меня спрашивали, с кем мне интересно, я всегда отвечала: с Вознесенским! Я уважаю тонкое интеллектуальное пикирование, он в этом был мастером неподражаемой словесной дуэли. Это был настоящий словесный пинг-понг. Когда я была рядом с ним, я не чувствовала усталости, наоборот, возникал невероятный заряд, как будто рядом присутствовал гигантский энергетический источник. 

Вознесенский обладал величайшим по нашим временам талантом – умением слушать других. Еще он никогда не говорил ни о ком плохо, даже когда другие его ругали. 

Как и Пастернак, Вознесенский очень не любил день своего рождения. Он всегда или уезжал, или старался куда-то укрыться. Но я ему всегда звонила и говорила одно и то же: «Я звоню поздравить человечество!» 

- Оглядываясь на десятилетия Вашего общения, чем была для Вас встреча с Вознесенским? 

- Такие люди, как Вознесенский, соединены с Высшим Разумом. Поэт верил в то, что этот миропорядок непостижим, но управляем неведомым нам Высшим порядком, который не в состоянии охватить наш мозг. Он носил в себе тайну. Было ощущение, что он знал что- то, чего не знают другие. 

Я тоже человек очень свободной группы крови, с сознанием из другой планеты, могу служить только Высшему Разуму, который меня направляет, мне подсказывает, учит меня. Я не сомневаюсь, что наша встреча и общение с Вознесенским – на уровне кармических связей. У нас было невероятное родство и в человеческом, и в интеллектуальном, и в творческом плане. 

Конечно, я не все принимала в его мироздании, мы не были идентичными личностями. Но я могла это открыто высказать Андрею Андреевичу. И, как и подобает глобальной личности, он мог спокойно выслушивать и принимать критику в свой адрес. 

Я чувствую Вознесенского даже после его ухода. Особенно ярко это проявилось, когда я писала стихи его памяти. Я попросила его быть в это время со мной. И он выполнил мою просьбу… 

Наталья ЛАЙДИНЕН

3 

Зиновий Коровин 

Родился в Киеве, где провёл лучшие годы своей жизни. По образованию и профессии – инженер по строительному проектированию. В США – с 1979 г. Стихи и проза публи- ковались: в альманахе “Озарение”, Россия, в 2004 г.; в альманахах 2005, 2006, 2007 и 2008 г.г. Клуба поэтов Нью-Йорка; в альманахе “Поэты Австралии и Америки”, 2007 г.; в журналах “Метро”, “Листья” и “Острова” – с 2006 г.; в разное время – в газетах “Новое русское слово”, “Форвертс”, “Форум”, “Еврейский мир”. Постоянный автор журналов “Здоровый образ жизни” (с 2002 г.), “Я” (с 2006 г.), “Florida-Rus” (с 2007 г.), “Острова” и “Нью-Вестник” (с 2008 г.). С апреля 2011 г. участвует в сайте stihi.ru. Автор трёх поэм, публиковавшихся в журналах “Острова” и “Я”: “Дорога в жизнь”, “Эсфирь и Степан”, “Над картой Киева” и мини-поэмы “Богодьявол” (о Сталине), блуждающей по нынешней России (по свидетельству московского поэта Ария Смирнова). В настоящее время работает над поэмой “Песнь об Окуджаве”. Публиковался и в англоязычных сборниках: “The International Who is Who in Poetry”, 2004 г.; “Songs of Honour”, 2006 г. С 2006 г. – постоянный автор международного англоязычного журнала “Poems of the World”. Лауреат 12-го конкурса Международного Общества Пушкинистов в 2002 г. 1-е место на всеамериканском поэтическом конкурса журнала “ЗОЖ” в 2004 г. В декабре 2007 г. – 1-е место на 17-м Международном конкурсе поэзии “Пушкинская лира”. Член редколлегий ряда периодических изданий. Член клуба Поэтов Нью-Йорка с 2004 г., с 2008 г. – его вице-президент, а с января 2011г. – президент. Member of International Society of Poets ( В 2005 г. награждён кубком и медалью “For Outstanding Achievement in Poetry”). Член американского ПЕН-клуба и Academy of American Poets. Живёт в Рокавей, Нью-Джерси. 

Инна Богачинская 

Известный поэт и журналист. 32 года живёт в Нью-Йорке. Книга года «Энциклопедии Британника» назвала её одним из наиболее состоявшихся поэтов Русского зарубежья. Инна - автор 5-х книг поэзии и прозы. По её творчеству написаны несколько дипломных работ и целый ряд литературоведческих исследований. 

ОСЕННЕЕ НАСТРОЕНИЕ 

С. М. 

Осень. 

Надвигается осень, 

навевая угрюмые сны. 

Носим, 

в сердце лето мы носим, 

позабыв первозданность весны. 

Грустно. 

Всё понятно, но грустно 

по причине невидно-любой. 

Пусто. 

Оглушающе пусто, 

будто мы разбежались с тобой. 

Холод. 

Предсказуемый холод. 

И не скажешь ему: погоди... 

Молод, 

если даже ты молод – 

не уверен, что всё впереди. 

Темень. 

Вот и ранняя темень. 

Охладевшее солнце ушло... 

Теми, 

жив я мыслями теми, 

что с тобой мне тепло и светло! 

ПОДСОЛНЕЧНОЕ 

Солнце в комнате, солнце в комнате. 

Как прекрасно с ним быть вдвоём!.. 

Вы, наверное, тоже помните 

солнце в отчем гнезде своём. 

Зайчик солнечный, зайчик благостный, 

будь подольше, не уходи! 

Освети мне путь в пору радостей – 

тех, что сбудутся впереди. 

Будут песенки, будут зайчики, 

будут девочки – выбирай! 

А для девочек будут мальчики, 

и для тех, и для этих – рай. 

Будет радостей нерастраченность, 

и зазноба, чтоб к ней приник, 

и семья, и успех, и значимость, 

и крушения – как без них?.. 

Всё сбылось, отшумело, схлынуло, 

но неслышно осталось мне, 

не покинуло, не отринуло – 

солнце в комнате, на стене. 

НА ПОЛКЕ ЖЕЛАНИЙ 

В предутренней темени 

звёзды – как выстрелы. 

А мне – на мороз, 

и нельзя отвертеться. 

Желанья, что с вечера 

в очередь выстроил, 

сменились единственным: 

только б согреться. 

Но вот уж и солнце 

глядит с облаков, 

и все безвозмездно 

теплом обеспечены. 

Желанье согреться, 

как папка стихов, 

на полку желаний 

легло незамеченным. 

ВИДЕО С ВОРОНАМИ 

Снега хрустальное крошево 

ломко хрустит под подошвою. 

Много на ветки наброшено 

белых накидок неношеных. 

Бегают дети проворные, 

мчась на ворон с неотступностью. 

Птицы медлительно-чёрные 

дразнят детей недоступностью. 

Вырастут дети, поманятся 

птицами, им достижимыми. 

Только вороны останутся 

тут – неусыпными, зримыми. 

ТАМ И ЗДЕСЬ... 

(взгляд из Америки) 

Я знал зыбучие пески, 

какой уж там оазис... 

Кто влез повыше, – сплошь низки, 

и потому-то я’ здесь. 

И я бы плакал по местам, 

где в наше утро – вечер, 

когда бы научились там 

жить-быть по-человечьи. 

Какие были там друзья! 

Какие были шири! 

Их позабыть нигде нельзя – 

таких не сыщешь в мире. 

Болит душа, болит опять, 

как вспоминаю «Рашку». 

Там были те, кто мог отдать 

последнюю рубашку. 

Хотя и славный там народ, 

в семье – не без урода. 

Но в разных статусах «урод» 

рулит за верховода. 

Такую уж хранит «скрижаль» 

земля красы и хмури. 

И мне её страдальцев жаль 

за неизбывность дури... 

А здесь – оазис, пусть не рай, 

живым не надо рая. 

Борись, работай, «загорай», 

живи, не помирая. 

Благословенна и вольна, 

моя судьба и мантра. 

Я говорю: Моя страна. 

Не говорю: «Зис кантри»... 

Но всё проходит на глазах. 

Идут барханы пыли 

на то, чем тридцать лет назад 

мы по приезде жили. 

Жаль, отделяет каждый год 

страну от первородства, 

ползёт и здесь её народ, 

как там, в рабы уродства. Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

4 

Михаил Нержин 

Родился в Москве в 1950 г. Служил в морской авиации Черноморского флота, окончил Школу-студию при МХАТе. В Америке с 1981 года. Экс-президент Клуба поэтов города Нью- Йорка, член ПЕН-клуба, член Академии американских поэтов, член Клуба русских писателей Нью- Йорка. Художественный редактор альманаха Клуба поэзии, 2005, 2006, 2007, 2008. Редактор и издатель литературно-художественного журнала “Острова” (115 Payson Ave. № 5B New York, NY 10034 USA тел. 212-567-3925), альманахов поэтов Австралии и Америки. Лауреат Международного конкурса поэтов “Надежда Лиры Золотая” 2003 года. USA. Editor Choice Award from International Library of Poetry. Живёт в Помпано Бич, Флорида. 

Яков Поляк 

Бруклин, Нью-Йорк. С октября 1991 г. – постоянный житель США. Работал над романом “Печаль моя светла”. Роман был издан в 1998 г. 

С 2005 г. член Клуба поэтов Нью-Йорка. В 2006 г. опубликовал сборник стихов “Семь шагов до горизонта”, включающий также поэмы “Первая осень” и “Звездопад”. 

Стихи публиковались в журалах “Я”, “Здоровый образ жизни”, “Острова”, “Нью-Вестник”, а воспоминания о войне – в газете “Русский базар”. 

В 2007 г. стал лауреатом Международного поэтического конкурса “Пушкинская лира”. 

СВЕЧИ ГОЛУБЫЕ 

Свечи плачут голубые, 

и огонь дрожит в испуге. 

Мы с тобой давно чужие 

в этом тёплом, добром круге. 

Воск спускается наплывом, 

шторы памятью колышет, 

тень бросается обрывом 

и не стонет, и не дышит. 

В ореоле профиль нежный 

с восковым прозрачным светом. 

Угасает взгляд любимой 

с наступающим рассветом. 

Превратились свечи в жалость. 

Ночь ушла и не простилась... 

И о чём вчера мечталось – 

нам с тобою только снилось. 

ВДОЛЬ ГУДЗОНА 

Берегами, берегами... 

Мы грешим среди святых, 

окружённые богами 

и живущими без них. 

Только баржи и буксиры 

тонут в серебре реки. 

Всё, что было, обносили, 

перегрызли, как хорьки. 

Вот и мучаюсь по свету – 

по земле и по воде. 

Правды нету, веры нету, 

и беда идёт к беде. 

КАКАДУ 

Я смотрю на пустую дорогу 

В ожидании новых людей, 

В ожидании новых событий, 

В ожидании смерти моей. 

Но дорога пуста, одинока, 

Ничего не дождавшись, иду, 

От палящего солнцем Востока 

На закат, охмелевший в бреду. 

Можно сесть и разглядывать тучки, 

Тарахтеть, как цветной какаду. 

Я ещё не дошёл до ручки. 

Обещаю, что скоро дойду. 

Надежда МАРХАСЁВА 

Бруклин, Нью-Йорк 

ПРИЗНАНИЕ 

Ах, право же, не знаю: 

влюблённость, иль каприз? 

С восторгом принимаю 

судьбы нежданный приз! 

На свет твоей улыбки 

как мотылёк лечу, 

и прежние ошибки 

я помнить не хочу! 

Как нежно эти губы 

ласкают мне лицо, 

и скромность мою губит 

горячих рук кольцо... 

Уже желаний токи 

переполняют грудь, 

в их пламенном потоке 

рискую утонуть… 

Теперь тебе лишь верю, 

на всё как ты гляжу, 

в таинственную веру 

уже перехожу, 

твоим увенчан ликом 

души моей чертог, 

мой ласковый владыка, 

мой синеглазый Бог! 

ЧТО СЛАЩЕ ВСЕГО? 

Ни опыт долгих прOжитых годов, 

ни буря чувств, ни страстное томленье – 

мне слаще мимолётное влеченье, 

без обязательств, без ответных слов... 

Улыбки вспышка, 

ласка встречных взглядов, 

нежданное тепло полуобъятья... 

И нет резона объяснять мне, 

что всё всерьёз воспринимать не надо! 

Но... в глубине зрачков – 

волненья тень... 

Мгновенье затаённого восторга... 

Ах, право, мне не надо слишко много, 

что б быть потом счастливой 

целый день! 

НА ПЕРРОНЕ 

Отсверкав на шумном перроне, 

поезд скрылся в пропасти чёрной... 

В твоих мягких горячих ладонях 

утонули мои 

покорно. 

Растворяюсь в сладко-опасном 

колдовском твоём притяженьи, 

наполняет волнением страстным 

губ, желанных уже, движенье. 

Не познав ещё вкус поцелуев 

и объятий жарких отраду, 

я тебя затаённо ревную 

к тем, кого провожаешь взглядом. 

Ты, как пламя вспыхнувшей спички, 

опалишь, и тут же остынешь, 

и на следующей электричке 

и перрон, и меня 

покинешь. 

БУКЕТ 

Букет изящных роз Вы подарили мне, 

и он теперь стоит, благоухая, 

на кружевной салфетке, в хрустале, 

мой взор к себе всечасно привлекая. 

И розы, лепестков оранжевым гореньем 

и огоньками маленьких бутонов, 

душе вернули сладкое томленье, 

забытым чувством сердце нежно тронув. 

Откуда волшебство? И в чём его секрет? 

Не в этом ли, что подарив букет, 

с моей рукой не сразу Вы расстались? 

Те несколько секунд 

в душе моей остались 

как лет счастливых позабытый след... 

Михаил БРИФ 

район Манхеттен, г. Нью-Йорк 

УЖЕ НАПИСАН ВЕРТЕР 

Листву сшибает ветер, 

от леса – лишь наброски... 

Уже написан Вертер. 

Уже дочитан Бродский. 

Доколе душу мучить, 

коль всех давно издали? 

Но лучшие из лучших 

ушли в иные дали. 

Все лучшие поэты 

уже в иных пределах... 

Зато избыток света 

средь веток поределых. 

ПОЛИГЛОТ 

В Нью-Йорке мне всё чаще 

грозит душевный срыв: 

не англоговорящ я, 

я англомолчалив. 

К ликбезам не привычен, 

в Нью-Йорке сник совсем, 

не столь англоязычен, 

сколь англоглухонем. 

ВЕЧЕР 

Дождь утих, угомонился ветер, 

и костер погас, не догорев… 

Друга б я вечерней песней встретил, 

путнику б ссудил «на обогрев». 

Нет, не друг и не варяг угрюмый, 

заплутавший к ночи… Лишь одни, 

тишиной встревоженные думы – 

гости полуночные мои. 

Не горюю, не пляшу чечётку: 

прожит день, быть может, и не зря. 

Ставлю не размашисто, но чётко 

крестик на листе календаря. 

ПЕСНЯ О НЕИЗВЕСТНОМ МАТРОСЕ 

Расскажи мне, чайка, про былое 

на простом, на птичьем языке… 

Ты всю ночь кружила надо мною – 

я лежал распятьем на песке. 

Там, за неостывшим пепелищем, 

на дощечке – якорь и звезда… 

До сих пор могилу кто-то ищет, 

дальние встречает поезда… 

Цвет зари и крови одинаков, 

и плывут по прихоти ветров, 

пламенея над кострами маков, 

стаи лебединых облаков. 

Ветер погуляет над прибоем 

и затихнет где-то вдалеке… 

Расскажи мне, чайка, про былое 

на простом, на птичьем языке… 

Инна ЯЦЕНКО 

Феникс, Аризона 

* * * 

На душе так грустно и тоскливо, 

Вечерами сердце гложет боль. 

Я любима, я тобой любима, 

Только не пришла ко мне любовь. 

Не пришла, не греет светом душу, 

И рассвет не встретит по утрам. 

Нет, я обещанья не нарушу, 

Коль решила, значит не предам. 

Может быть, другие скажут – пошло, 

Коль не любишь – замуж не иди... 

Только вот, любовь навеки – в прошлом, 

И её не будет впереди. 

Может быть, другие скажут – гадко, 

Это значит – тело продавать... 

Я отвечу: Будет мне несладко, 

Но смогу ему тепло отдать. 

Я смогу его счастливым сделать, 

Подарю заботу и уют... 

Ведь не все в любви душой и телом, 

И не все другим любовь дают. 

Юрий ШЕХТМАН 

ГЕЙЗЕРЫ ЙЕЛЛОУСТОНСКОГО ПАРКА 

Зловонен пар. Дышать здесь трудно. 

Сочится влага из камней, 

И жёлтым, белым, изумрудным 

Луч солнца отразился в ней. 

Она почти кипит, согрета, 

Впитав в себя подземный жар, 

И кажется, что близко где-то 

Пылает адский тот пожар, 

И только камни отделяют 

Нас тонким слоем от него, 

И всё в округе отравляет 

Дыханье смрадное его. 

Вода вздыхает, как живая, 

И исчезает, как мираж, 

В ущельи окаменевая 

Каскадом белоснежных чаш... 

А этот гейзер – просто шоу, 

Он главный, он мощнее всех, 

К восторгу публики большому 

Фонтан воды извергнет вверх. 

Какую бешеную силу 

Подземный клапан удержал, 

Пока напор невыносимый 

Тугие створки не разжал! 

Прильнули к камерам зеваки, 

Детишки резвые снуют, 

Индейцы племени навахо 

В киосках что-то продают... 

Мы ловим любопытным взором 

Взметнувшуюся вдруг струю, 

Беспечно щёлкаем затвором 

Над преисподней, 

на краю... 

СТРРРАШНАЯ ИСТОРИЯ 

Один турист поспать в палатке 

Решил. Уж так заведено . 

И, верно, было б всё в порядке, 

Всё обошлось бы, 

НО... 

Пришёл к туристу гризли 

Без всякой задней мысли, 

А мысль передняя была 

Написана на морде: 

Туриста съесть – и все дела, 

Как принято в природе. 

Но почему-то наш турист 

Был с этим не согласен. 

Он знал, что гризли – террорист 

И иногда опасен. 

Баллончик газовый достал 

И в морду гризли пшикнул, 

Свистеть и громко топать стал 

И даже что-то крикнул. 

Пропал у гризли аппетит, 

Его замучил кашель, 

Бронхит, плеврит и тонзилит, 

Ринит, отит и гайморит, 

И аллергия даже. 

Теперь он скажет всем друзьям 

(Друзья, конечно, ахнут): 

Туристов, братцы, есть нельзя – 

Они ужасно пахнут! 

* * * 

Разбудите меня на рассвете, 

Чтоб туманом дымилась земля. 

И в сиреневом утреннем свете 

Я уйду на луга и в поля. 

Ранних птиц я покой не встревожу, 

Оставляя следы в серебре, 

И легко я заботы стреножу, 

Торопясь к первозданной заре. 

И со мной ветерок-заговорщик 

Притаится у речки в тиши 

И внезапно лицо её сморщит, 

И причешет, шутя, камыши. 

Я услышу, как сонная рыба 

Шевельнётся в речной глубине ... 

Ах, не знаю кому, но – спасибо, 

Что дано это чувствовать мне. 

Разбудите меня на рассвете, 

Чтоб туманом дымилась земля. 

И в сиреневом утреннем свете 

Я уйду на луга и в поля. 

И ещё не проснувшись отчасти, 

Я умоюсь росой ледяной... 

Лишь потом я пойму: это счастье 

Повстречалось в то утро со мной... Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

ОТ ЗАХАРИИ (гл. 3) 

Я стоял его по правой руке, 

И не знал ещё, что считаны дни. 

Шли кресты по Иордану-реке, 

А по берегу жгли головни. 

А он в запятнанных одеждах, как раб, 

Не глядит, хоть и равнО росли, 

Мне – на дно, как будь я червь или краб, 

А ему – расти от ОТРАСЛИ. 

На чело ему-то – чистый кидар, 

Мне – торфяник и пожар, а помнится, 

Как вечор мы в ожидании отар 

Пировали под лозой и смоковницей. 

* * * 

Я помню: молодой, 

с женой-американкой, 

С Мещанской поспешал 

куда-то на Арбат, 

Водила был таксёр – 

опёнок за баранкой, 

Сморчёнок-мужичок, 

под кепкой ушлый хват. 

И так он зарулил по Марьиной по Роще, 

Желая показать московский пилотаж, 

Что бабки прыгали, спасаясь у обочин, 

Когда, пыля, он шёл в очередной вираж. 

Он к центру вылетел, 

махнув через задворки, 

Жена была бледна и, выйдя из авто, 

Сказала: «В Бриджпорте, 

а даже и в Нью-Йорке 

Такого не увидишь ни за что». 

Я вспомнил всё, двух дам 

московского бомонда 

Везя из Гринвича 

в «Астория-Палас», 

Небрежно обходя линкольны, 

форды, хонды, 

Желая показать нью-йоркский 

высший класс. 

* * * 

Давит, давит небо ясно. 

И ветвистые пути, 

И кусты с листвою красной 

Обожгут, того гляди. 

Неизвестные созданья 

Под рубашкою, как тать; 

Ни щавели, ни герани, 

Ни ромашки погадать. 

Ни ручья с ключом речистым, 

Ни тропинки за ручьём; 

Знай, следы с пятой когтистой 

Пуще сторожа с ружьём. 

Гукнет что-то... Так не выпь, ведь, 

Не болотная душа; 

Ни пожрать тебе, ни выпить, 

Ни покоя, ни шиша. 

Как же жить? Без ног в колоды, 

Без конвоя, без сумы... 

В клетке хочется – свободы. 

В стужь таёжную – тюрьмы. 

Милада КОНДРАТЬЕВА 

Стамфорд, Коннектикут 

Из серии «Песенки про животных» 

УТЁНОК 

Тук-тук-тук, и жёлтый клювик продырявил скорлупу. 

Вылез из яйца утёнок и глядит по сторонам. 

Мама где? Сестра и братик? Вдруг заметил он тропу 

И сказал себе: «Возможно, их найти сумею сам». 

Вон телёнок. «Эй, пятнистый, мою маму не видал?» 

– Нет, не видел. Поросёнок, может, знает что-нибудь. 

В это время поросёнок очень тщательно жевал. 

– Смысла нет его тревожить, без задержек двинусь в путь. 

А козлёнок тонкой ножкой направленье указал, 

Промемекал, что дорогу, было дело, перешли. 

А пупырчатая жаба, страшно выпучив глаза, 

Мне проквакала, что очень извалялся я в пыли. 

Подхожу к пруду, а рыба, растопорщив плавники, 

Мне пробулькала: «Надеюсь, я смогу тебе помочь. 

То ли шесть, то ли четыре перепончатых ноги 

Здесь недавно проплывали, от меня умчались прочь». 

Повстречалась черепаха, что сидела на мели, 

Та, что дом себе построила в прибрежных камышах, 

И поведала: «Три утки строго в линию прошли: 

Мама-утка, a за нею два пушистых малыша». 

Я собрался что есть духу, прыгнул в воду и поплыл, 

Хоть устал уже изрядно от прогулки поутру. 

В камышах паук на завтрак мух и бабочек ловил. 

Повернувшись, я увидел маму, брата и сестру. 

ПОРОСЁНОК 

Я поросёнок, маленький и розовый, 

Лишь рот открою, слышится «хрю-хрю». 

На ферме в окружении берёзовом 

Я стану на год старше к декабрю. 

Я поросёнок, розовый и маленький, 

Нос – пятачком и хвост 

смешной – крючком. 

Лишь запестреют первые проталинки, 

В грязи валяюсь, всё мне нипочём. 

Я поросёнок, маленький и розовый, 

Ем кукурузу, гречку и овёс. 

Действительность не кажется 

мне прозою. 

Мои друзья – ягнёнок, кот и пёс. 

С утра мы просыпаемся и бегаем 

По лужам, кувыркаемся в стогу. 

Родители зовут нас непоседами. 

Мы целый день – в прыжках и на бегу. 

Мы с визгом, лаем, 

хрюканьем, мяуканьем 

Гоняем у амбара воробьёв. 

Нам жизнь весёлой кажется наукою. 

«Эй, тормози, не врежься в кучу дров». 

Я поросёнок, розовый и маленький. 

Спешу домой я на исходе дня. 

Не сомневаюсь – поступаю правильно, 

Весь мир своей душой за день обняв. 

5 

ФИКТИВНЫЙ БРАК 

Очевидно, для того, чтобы мужчине и женщине однажды не разочароваться в браке, им непременно следует вовремя догадаться какую роль в нём каждый из них отводит друг другу. Ведь далеко не у всех супружеских пар взаимная душевная привязанность – это их путеводный маяк, яркий луч которого не меркнет в беспросветном мраке быта. Кому- то тот может, и сияет, подобно Вифлеемской звезде, указавшей дорогу волхвам к Вертепу Спасителя, но у большинства граждан он, к сожалению, так и остаётся незажжённым. 

Надя всегда честно думала, что любит мужа. Усомниться в том за шестнадцать лет совместной жизни ей как-то не приходилось да и не существовало вроде повода, чтобы вдруг, ни с того - ни с сего, осмыслить обратное. Так вероятно, и продолжала бы Надя наивно считать собственные чувство искренним и непоколебимым, если бы, не случай, а вернее, нечаянный разговор с подругой. Собственно, и разговор то зашёл совершенно не о сокровенном, но именно после него она вдруг вспоминала давние слова матери, прозвучавшие бы теперь ёмко и мудро. 

- Запомни, дочка, – однажды сказала та, - женщине нужен мужчина, не обрекающей её на неограниченную свободу выбора, а человек, который не оставляет ей иного пути, кроме указанного им. 

- А если, такого кандидата нет рядом? – иронично спросила Надя, перебирая в памяти моральные качества своих ухажёров. 

- Тогда женщина сама должна найти соответствующего мужчину, умеющего внимательно слушать, и подсказать тому его путь. 

Мамин совет, а скорее, наставление Надя восприняла довольно легкомысленно. В советское время во взаимоотношениях молодых людей жёсткий прагматизм их зарубежных сверстников присутствовал крайне редко. Тогда она лишь посмеялась и, перебрав по пальцам мало чем отличающиеся друг от друга уклад жизни близких знакомых и родственников, скептически парировала: 

- Ну и кто из них пошёл какой-нибудь особенной дорогой? 

Однако, пытаться сбить с толку маму не имело смысла. Ни оппортунисткой логикой потенциальной невесты, ни горячим желанием девицы на выданье поскорее надеть свадебное платье и фату. И уж, тем более, не стоило стараться убедить её в несостоятельности взглядов старшего поколения по поводу рецептов семейного благоденствия. Надина мама наверняка знала о чём говорила и, как показала жизнь, во многом оказалась права. Правда, выяснилось это только в эмиграции, куда, испытывая необычайный прилив энтузиазма стать богатыми и счастливыми, отправилась Надя, её муж Боря и их десятилетний сын. 

Устраиваются бывшие советские граждане в Америке по-разному, а в особенности, если попадают туда ну, этак, годков под сорок. То есть, таким, волей-неволей, необходимо заново перекраивать жизнь в том благословенном возрасте, когда она ещё продолжает видеться относительно долгой, но с понимания собственного места в ней уже успевает отлететь бесполезная шелуха иллюзий. Вроде бы ты ещё молод и энергичен, чтобы ощущать силы, но уже пидстаркуват и опытен настолько, чтобы доподлинно знать куда следует их направить. Оно пожалуй, и к лучшему. Ведь в здешней действительности рассусоливать некогда. Давай-давай! Только успевай поворачиваться. 

Идею заключить фиктивный брак и заработать Наде подкинула её приятельница Неля – женщина необыкновенно ловкая во всякого рода авантюры. Надина землячка, лицо доверенное и даже в какой-степени, авторитетное. Очевидно и этот разговор та затеяла неспроста, вероятней всего, преследуя личный меркантильный интерес. 

- Надюха, а знаешь, сколько на сегодняшний день стоит перевезти человека в Америку? 

- Понятия не имею. Да и зачем мне об этом знать? - поначалу отмахнулась Надя, абсолютно не испытывающая недостатка в собственных насущных проблемах, чтобы заботиться о чужих. Однако, названная Нелей сумма не могла её не впечатлить. 

- Ты это на полном серьёзе? – искренне изумилась Надя, услышав чуть ли не космиическую для себя цифру. 

- Вполне. 

- И что, находятся желающие заплатить? – Наде на минуту стало нехорошо. 

- Подруга, - уловив алчные нотки в голосе собеседницы, Неля усмехнулась, - ты безумно отстала от жизни. А она, моя милая, неумолимо движется вперёд: и здесь, и тем более, там. Ох, как движется... 

Теперь уже в Нелином тоне откликнулось эхом почтительная зависть к чьим-то неограниченным возможностям. 

- Когда у человека появляются деньги, тут же возникает естественное стремление не отказывать себе ни в чём. Да и чего жалеть, спрашивается? Вот народ и ищет, где комфорта побольше, а головной боли поменьше и самая удобная страна для реализации подобных дерзаний – это Америка. Ты не находишь? 

- Наверное, - неуверенно подтвердила Надя, бесконечно далёкая от причуд богатых людей, и подсознательно прикидывая реальные шансы заполучить такой солидный куш. 

- Кстати, есть у меня на примете одна состоятельная особа, подыскивающая жениха с американским паспортом, - осторожно поделилась Неля и как актриса клубной самодеятельности сделала многозначительноую театральную паузу, - Но! Не просто полноправного гражданина Соединённых Штатов, а того, кто в дальнейшем не станет претендовать на её капитал. 

- В смысле? Что-то ты Нелечка загадками говоришь, – Надя, пытаясь взять в толк конечную цель той неизвестной дамы, по- простецки полюбопытствовала, - она хочет выйти замуж за американца или как? 

- Или как, - добродушно рассмеялась Неля, мгновенно уловив, что завуалированными намёками она лишь запутает свою собеседницу. 

- Всё очень просто. Нужен надёжный человек в качестве паровоза. Обязательно, семейный. Из наших, из эмигрантов. Чтобы, во-первых, говорить с ним на одном языке, поскольку она в английском ни бум-бум, а во- вторых, чтобы менталитет был родной, без заграничных заморочек. Моя знакомая заключает с ним брак и переезжает в Америку, а его жена и дети служат гарантией их беспроблемного расставания в дальнейшем. Как только у неё на руках окажется паспорт, деловое соглашение заканчивается. Вот он принцип материально независимой женщины в действии - не нуждаюсь в спонсоре и не хочу им быть! После расторжении брака мужчина-паровоз благополучно возвращается к любимой семье, а его фиктивная супруга вольной птахой - сизокрылой горлицей летит на все четыре стороны. Но самое главное, деньги полученные им, легальны и не обкладываются налогом, потому как они - отступные, оговоренные в брачном контракте на случай развода. Классная схема! И знаешь, почему? 

Надя не нашла, что ответить и лишь вопросительно вскинула брови. 

- Бывший супруг безбоязненно высвечивает крупную сумму в банке. Это, разлюбезная моя, не кеш, который надобно ныкать в чулок и на который не купишь ни дом, ни приличную машину. Другой уровень... 

- Лихо, - только и смогла произнести Надя, не замечая устремлённого на неё Нелиного испытывающего взгляда. 

- Лихо, - повторила она и, переварив, наконец, всю суть чужого замысла, с уважением добавила, - Да, уж... Ничего не скажешь, продуманно всё до мелочей. Мозговитая баба. 

Больше этой темы приятельницы не касались, но отчего-то вроде бы никчемная информация не осталась для Нади досужей сплетней о том, как кто-то преуспевает в жизни и крепко засела в мозги. Хитроумная комбинация ей припомнилась на следующий день и потом, когда, перебирая в памяти несложные детали брачной афёры, затеянной бойкой соотечественницей, она невольно представила себя и мужа её непосредственными участниками. Более того, Надя с удивлением обнаружила, что испытывает полное безразличие к факту, что её Боря или, как говорят эмигранты в Америке, «родной муж» может стать законным супругом другой, пусть даже лишь на бумаге. Она ощущала примерно то же самое, как если бы одолжила на день машину и её вернули обратно помытую и заправленную с полным баком бензина. Наверное, Надя, как собственница, инстинктивно и воспротивилась бы в первую минуту, одалживая свою вещь, но щедрая компенсация потом стоила бы всего душевного дискомфорта от воспоминаний, что ею пользовался кто-то ещё. 

И дурные видения о спонтанном и непреднамеренном сексе между её Боренькой и его партнёршей по фиктивному браку Надю тоже совершенно не тревожили. 

«...Дело житейское, - рассуждала она равнодушно, без отголоска неосознанного беспокойства, что не убережёт, как зеницу ока, мужнину верность. Надино сердце не захлёстывала мутная волна ревности от понимания двусмысленности положения, когда переступить фатальную черту мужчине легче лёгкого. Даже если, он не сам польстится на дармовщинку и не станет инициатором постельного приключения, то иди знай, в каком настроении будет пребывать та богатая умница? Ведь супруг то законный, как никак, хоть и временный? Чего ж добру пропадать? 

Впрочем, подобные опасения Надю одолевали постольку-поскольку. К мужу она охладела давно, как, собственно, и Боря постепенно забыл о прежнем жгучем влечении к жене. От их трепетной любви не осталось даже привычки спать в одной кровати, а разъехаться по разным комнатам, к обоюдному согласию, не существовало материальной возможности. Дамский будуар и мужской кабинет, как приватные половины жилища, им, за неимением лучшего, заменяли отдельные одеяла, под которыми с некоторых пор каждый мирно посапывал, не касаясь чужого тела. 

Продолжение на стр. 6

Александр Пушкин 

Родился: 1957, Москва. Женился и уехал в Нью-Йорк: 1986. Образование педагогически- литературное, профессий - много. Печатался, издавался и т.д. Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

Начало на стр. 5 

К чему Надя не оставалась безучастной, так это к размеру вознаграждения за услугу неведомой благодетельницы, которой так нетерпелось попасть в Америку. А стоило ей только прикинуть, сколько времени потребуется, чтобы её скопить, и поразившая Надю сумма, тут же выглядела намного привлекательней. 

«...А ведь я совершенно недооценивала мамино знание жизни. И чем этот плывущий в руки шанс неплохо заработать - не тот самый случай, когда мне следует подсказать мужчине его путь? – вопрошала себя Надя, хладнокровно размышляя стоит ли рисковать замужеством. За пять с лишним лет пребывания в Америке её и Борино положение, к сожалению, не изменилось ни на грош. Та же квартира, казавшаяся поначалу временным пристанищем, тот же унизительный статус получательницы «велфера», на который Надя, как мать-одиночка, подсела с сыном, но самое страшное, те же абсолютно бесплодные попытки мужа найти подходящий источник дохода. Не желая размениваться на мелочи, чем Боря только не занимался. Список был обширным... Оправлял подержанные автомобили на Украину, откуда приехал и где сохранил прежние связи в Одесском порту. Старался наладить поставки из «незалежной» в Америку какой-то редкой руды: не то циркония, не то гафния? Скупал на периферии картины советских художников, всяких там концептуалистов и постмодернистов, вывезенные эмигрантами из СССР, и в период бума на соц- арт перепродавал их местным галлерейшикам. Несколько раз успел полечить шею и получить компенсацию, как пострадавший в липовых автомобильных авариях. Добился выплаты страховки после укуса собаки, такого же сфабрикованного, как и аварии, и даже поучаствовал в коллективном иске к компании, выпускающей детские самокаты. Боря всегда тяготел к серьёзному бизнесу. Неудивительно, что почуяв ветер перемен, повеявший из развалившегося Советского Союза, он сразу понял, что там наступило уникальное время. Не использовать этот момент было равносильно бездарному плесканию в мелком и тесном бассейне. Бултыхайся, хоть тресни! Не утонешь, но и далеко не уплывёшь. И променять подобные водные процедуры на импровизацию в водяной стихии на пляже, где вовсю гуляют волны экономического хаоса? Ведь только оказавшись на гребне одной из них можно надеяться, что тебя вынесет далеко за буёк. 

В первые несколько лет результат действительно, не заставил себя ждать. Боря процветал, но постепенно стремительный поток лёгких денег начал оскудевать, пока не иссяк совсем. К прискорбию Бори, продолжавшего верить в светлое будущее, выход оставался один – идти работать. Впрочем, он не спешил сунуться куда-нибудь на копейки, полагая, что мизерная зарплата не стоит ни нервов, ни усилий. Да и вдруг опуститься до шести-семи долларов в час, вместо привычных четырёх-пяти тысяч в месяц уже казалось пустой тратой времени. И хоть, говорить о стабильности заработка не приходилось, сам факт Борю жутко угнетал. Последние два года и вовсе были дрянными. Ни доходов, ни перспектив. 

- Перед тем как сетовать на судьбу за потери, следует вспомнить о её дарах, - философствовал Боря, с воодушевлением и упорством затевая очередной прожект. Надю же его оптимизм нисколько не вдохновлял и та давно думала иначе, наблюдая как их знакомые, пережив период безденежья и относительных лишений, уверенно становятся на ноги. Немудрено, что подброшенная Нелей идея, упала на благодатную почву. 

«...Да и куда ему от меня, на х*р, деться? – Надя, с некоторых пор разочарованная в Бориных способностях добиться хоть какого-нибудь ощутимого успеха, не видела особого риска лишиться мужа, - Такому сокровищу?..» 

Её стали безумно раздражать Борины начинания, как правило, заканчивающиеся безрезультатно и Наде, почти распрощавшейся с мечтами о красивой и богатой жизни, всё чаще и чаще приходилось испытывать приступы неверия, что такая когда-нибудь наступит. 

Решение обсудить с Борей не совсем традиционный для семейных пар план ощутимо и основательно поправить материальное положение созревало недолго, а когда Надя поделилась им, тот воспринял её намерения не без должного юмора: 

- Меня отправляют в длительную командировку? 

- Скорее, в далёкую экспедицию, - в тон ему отшутилась Надя, - за бесхозными бабками. Не мы шорхнемся, так другие мешкать не станут и живенько подсуетятся. 

- Послушай, было бы неплохо хоть на фотографию невесты взглянуть. А вдруг, какая-нибудь лахудра или уродина из серии здравствуй, ужас. Кстати, она наша ровесница? 

- Боренька, драгоценный ты мой, ну, какая тебе разница? - Надя, не встретившая ни малейшего сопротивления с его стороны, даже не оскорбилась от столь скорого согласия мужа на какое-то время уехать из дома. 

- Не под венец же тебе её вести? 

- Как раз именно, под венец, - съязвил Боря, но тут же осёкся, уловив в Надином взгляде скептическую снисходительность бабы в соку, давно поставившую жирный крест на потенцию ленивого супруга. Она, словно хотела его поддеть, мол, известно какой ты свежий кавалер. Зарекомендовал себя уже, а туда же. Только и горазд, что храпеть в постели под своим одеялом... 

Невеста оказалась старше Бори на тринадцать лет. Об этом поведала Неля, когда Надя ненавязчиво поинтересовалась возрастом той прыткой особы. И хоть это обстоятельство её волновало крайне незначительно, тем не менее, открывшийся факт Надю подсознательно успокоил, хоть и вызвал оправданное недоумение: 

- Послушай, а зачем ей нужно в Америку? Пенсионеркой? 

- Ты за неё не волнуйся, - усмехнулась Неля, - дай Бог и нам с тобой в такие года уметь наслаждаться жизнью, как это делает она. Да и выглядеть так же хорошо и вовсе не помешает. Возьми ка лучше вот это. 

Неля протянула сколотые в брошюру листы. 

- Внимательно прочитайте, а особенно твой муж. 

Очевидно, человек, чьими консультациями пользовалась Нелина шустрая приятельница, прекрасно разбирался в тонкостях американского законодательства. Надя только диву давалась, просматривая детальное руководство от анонимного автора. В нём предусматривалось всё, начиная от перечня доказательств тесного знакомства жениха и его избранницы, предназанченных для имиграционной службы, и заканчивая инструкциями по заполнению необходимых форм и в том числе, очень важной для получения, так называемой, визы невесты К-1. Это был настоящий документ от профессионала, сьевшего собаку на браках с иностранцами. Его можно было читать как увлекательный роман. В расписанном до мелочей сценарии, обстоятельно, шаг за шагом прослеживались не только чисто технические ньансы с момента получения приглашения, но и давались весьма полезные советы как представить потом заключение брака союзом двух сердец, а не элементарной сделкой. 

Перво-наперво Боре предстояло отправиться в Карловы Вары, где и должна была состояться встреча с невестой. Поездку оплачивала заинтересованная сторона, а ему лишь оставалось приобрести на своё имя билеты. Вообще, в затеянном мероприятии Борины усилия сводились к минимуму, что его, безусловно, устраивало. Поехал, встретился, засветил использование кредитной карты в отеле и в прочих местах – куда проще? На аванс расчитывать, правда, не приходилось и ему потом оставлось заниматься тем же, чем он занимался и прежде. То есть, особо ничем конкретным. Борина философия советского сибарита и неисправимого фрилансера не позволяла подыскать себе какую-нибудь любую работу и подобно многим другим эмигрантам в Америке впрячься в однообразную жизнь. Однако, он вовсе не возражал трудоустроить Надю, но и та не спешила стать главной или хотя бы равноценной добытчицей в семье. Бывший музыкант, дипломированная вилончелистка, закончившая косерваторию, она всегда тяготела к твоческому процессу и видела собственное профессиональное будущее если, не в мире музыки, то по меньшей мере, в области домашнего дизайна. В итоге, и с Борей и с Надей, по сути дела, произошла вполне банальная история. Он не на той женился, и она не за того вышла замуж. Ну, случается же в жизни такое совпадение... 

В Карловых Варах в общей сложности Боря проваландался с полмесяца. Хорошо известный и популярный среди его соотечественников курорт, ему показался на редкость скучным. Не прошло и недели, как Боря почувствовал, что изнывает от невообразимой тоски среди источников с минеральной водой и красот безмятежной природы, окружавшей полусонный городишко. Наконец, досадное однообразие досуга, донимавшее его в этой тихой и чинной обители, разбавило появление невесты. Звали её Бэлла. 

Последующие несколько дней Боря только тем и занимался, что самотверженно позировал фотографу. В разных рубашках и брюках, утром и вечером, сидя и стоя, но непременно рядом с невестой или в обнимку с ней, изображая из себя нежного воздыхателя. И Бэлла добросовестно улыбалась в объектив камеры, безропотно меняя наряды по три раза на день, благо остановилась она в той же гостинице, где зарезрвировала номер для жениха. Как Боре показалось, первая встреча произвела на неё приятное впечатление и это обстоятельсво его чрезвычайно приободрило. Как он считал и наверное, небезосновательно, делать дела всегда приятнее с симпатичным тебе человеком да и получаются они лучше. Боря не суетился, но с первой минуты старался быть максимально предупредительным, полагая, что в столь необычной ситуации галантность вовсе не помешает. Естественно, его расшаркивания не остались без внимания. 

- А Вы, мой друг, джентльмен, - заметила Бэлла, опираясь на протянутую Борей руку, чтобы выбраться из конного экипажа. Запечатлеть себя в фаэтоне на центральной площади рядом с коллонадой – своего рода традиция в Карловых Варах, которой следуют почти все влюблённые пары. 

- Оно и хорошо. Терпеть не могу тупых болванов, забывающих о присутствии дамы. 

- Я плохо одет, но хорошо воспитан, - тут же нашёлся Боря, довольный тем, что во-первых, его внимание оценено по-достинству, а во-вторых, что партнёрша в таком деликатном гешефте - не примитивная жлобеха и с ней есть о чём сказать слово. 

А вобщем, в разговорах Бэлла была довольно сдержанна. Не утомляла пустой болтовнёй и не выпытывала всякую чушь об Америке, не говоря уже о том, что к ней Боря почувствовал нечто вроде робости, переходящей в глубокое почтение. Да и как он мог бы её воспринимать иначе? Соотечественницу, добившуюся материального достатка и, судя по всему, весьма и весьма ощутимого. Уж ему то представить сколько Бэлла положила здоровья и энергии было проще, чем кому-либо. Немудрено, что она невольно заставила думать Борю о себе как об идеальной спутнице жизни. С его точки зрения, конечно. Супруга с такой хваткой Боре явно не помешала бы. 

«...Эх, и чего она не помоложе? – машинально сокрушался Боря, задерживаясь взглядом на руках Бэллы с уже проступающими на коже характерными пигментными пятнами. 

«...Годков примерно, на десять, - он критически косился на мягко очерченные контуры угадывающегося второго побородка, как будто, действительно собирался приударить за Бэллой и посвятить той своё мужское внимние. Впрочем, её возраст на Борю действовал не более, чем психологически. 

«...Не такая уж она и старуха...» 

Этот, сделанный им довольно скоро, неопровержимый вывод уже неотвратимо тянул за собой другой: 

«...Наоборот, даже пикантна...» 

Сознаться себе в том, что к Бэлле вполне возможно почувствовать влечение, Боре не составило великого труда, как и представить собственную безоглядную готовность с ней переспать. Наверное, именно поэтому он так пристрастно наблюдал за Бэллой, словно оправдывая вдруг возникший интерес к особе намного старше себя. И ещё что-то неуловимое знакомое Боря находил в ней, словно видел эту женщину прежде, но не мог вспомнить где и когда. 

Бэлла одевалась отнюдь не консервативно и хоть, джинсы на ней лежали как литые, красиво облегая крутые бёдра, в целом она всё-равно, выглядела на свои года. Из под небрежно расстегнутой на несколько пуговиц блузки проглядывала уже дрябловатая грудь, но лицо, как ни странно, морщины пощадили и почти не тронули ни щёк, ни век... 

«...Пластика, - заключил Боря, непроизвольно разглядывая Бэллу во время их фотографических этюдов, - или ботокс...» 

В основном, они говорили о деле, а вопросов у обоих накопилось немало. Им предстояло изучить привычки друг друга и не просто из любопытства, но быть готовыми поведать о них офицеру иммграционной службы. Бэлла делала какие-то пометки в блокноте и не стеснялась спрашивать о вещах глубоко интимных, простирающихся от сведений, сколько раз за ночь Боря встаёт, чтобы сходить в туалет до его сексуальных предпочтений. 

- Я должен сказать правду? – стушевался он, не решаясь выложить малознакомому человеку свои маленькие тайны. 

- Только правду! Голубчик, не забывайте, что в подобных конторах сидят далеко не дураки и я плачу вам не из желания похихикать по поводу мужских фантазий, а затем, чтобы убедить официальное лицо в реальности нашего брака. Не смущайтесь. Меня ваши секреты не волнуют. Собственных тараканов хватает. Поверьте... 

Намерение Бэллы во что бы то ни стало провернуть брачную афёру было очень серъёзным и бросать на ветер слова или, тем более, деньги она вовсе не собиралась. 

- Так что, мой дорогой суженный- ряженный, представте, что Вы на приёме у доктора. Или у адвоката, - усмехнулась Бэлла, - Это уж, ненаглядный, как понравится. В любом случае, тайна врачебная или юридическая будет сохранена. Не сомневайтесь. Да... Чуть не забыла. Билетики на самолёт, пожалуйста, не выкидывайте за ненадобностью. Они нам с вами пригодятся. Так сказать, для коллекции. 

Вобще, она смотрела на будущий переезд в Америку очень оптимистично и на то существовали, несомненно, веские причины Её документами для консульства занималось специальное агенство, предоставившее те самые бумаги, которыми так зачитывалась Надя. Сегодняшняя встреча подходила к концу и на прощанье, Бэлла вдруг поинтересовалась: 

- Откуда вы? 

Не спроси она об этом, и вероятно, так и осталась бы их знакомство не более чем деловым соглашением. И Боря никогда не испытал бы к этой женщине тех ощущений, которые скоро внезапно проснулись в нём и уже не отпускали потом. Наверное в том и состоит промысел судьбы, что та не засылает нас туда, откуда не выбраться, а в неизбежности понимания собственного бессилия ей противостоять. Или в этом заключается её коварство?.. 

Детство, проведенное в огромной одесской коммунальной квартире, безусловно, было для маленького Бори цепью открытий. Удивительных и в той же степени ранних. Почти все его сверстники соприкоснулись с ними значительно позже. Взрослая жизнь дохнула на Борю кухонными разборками хозяек, не особо стеснявшихся в выражениях, скандалами перманентно подвипившего соседа за стеной и многими другими неприглядными пороками социалистического общежития. Однако, самым ярким впечатлением тех лет стало познание женской наготы. Но не той отвлечённой, которую Боря видел на картинках в энциклопедии по искусству, а настоящей, живой! Наготы, поразившей воображение, от которой у девятилетненго пацана спёрло дыхание и захватило дух. Произошло это совершенно случайно, но оставило неизгладимый след уже навсегда. 

Третьеклассник Боря рос общительным мальчиком. Не пакостил соседям и те его любили, но особенно хорошо к нему относилась тётя Софа. К ней он даже захаживал в гости. Та приглашала Борю, естественно, не чаёвничать, а, преследуя собственный интерес - читать книжки её внуку Славику, пока та отлучалась по каким- то своим неотложным делам. За это культурно- просветительное мероприятие Борю награждали пятнадцатикопеечной монетой, а иногда расщедривались и на двухгривенный. 

Тётя Софа занимала две комнаты. Одну сама, а в другой размещались её дочка с зятем – профессиональным картёжником. Об антисоциальных занятиях молодого человека, конечно же, знала вся квартира и Боря, в том числе, как и о том, что дочка тёти Софы – махровая спекулянтка, а также на редкость, ушлая баба. Об этом не без зависти судачили другие жильцы, наблюдая как к той по вечерам частенько захаживали её разодетые клиентки. 

- Покоя нет! - спьяна орал сосед – алкаш, заприметив в полутёмном коридоре очередную посетительницу, - Протоптали здесь народную тропу! 

И уже потом вслед перепуганной гостье неслись матерные перлы, но не конкретно касавшиеся её личности, а обобщённые проклятия в адрес неизвестно кого. 

Однажды Боря, как обычно, честно отрабатывал свои кровные, развлекая чтением малыша, когда в квартире в неурочное время с большой сумкой появилась дочка тёти Софы. Убедившись, что её сынок присмотрен и потрепав по голове Борю в благодарность за его помощь, она прошла к себе в комнату и притворила дверь. 

Какое-то время Славик невозмутимо внимал Боре, читавшему ему сказку и слышанную им наверное, уже в десятый раз, как вдруг опомнился и вскочив с дивана, побежал к маме. Он ударился ручонками в дверь, с силой распахнув её настежь, и Боре, сидевшему как раз напротив, открылось картина, поразившая его до глубины души. Дочка тёти Софы стояла в неглиже перед зеркалом. На ней были лишь одни трусики, едва прикрывавшие зад, прекрасный как спелый персик. Очевидно, та примеряла какие-то вещи и в самый неподходящий момент в комнату ворвался её сын. Зеркало было большое, от пола до потолка и в нём отражались все прелести мамы Славика. А посмотреть действительно было на что. Боря буквально ошалел от вида её роскошной большой груди с крупными сосками и разползшимися по белой коже бледно-розовыми ареолами вокруг них. Налитая, она словно, тянула плечи вниз и не существовало земной силы заставившей бы оторваться от столь ошеломляющего зрелища. 

Борю настолько потрясла увиденная близко женская нагота, что забыть эту чуть ли мгновенную сцену он так просто не мог Ещё долго у него в вображении возникали моментальные чёткие образы голой мамы Славика, красующейся возле зеркала, а через несколько лет повзрослевшему мальчику начали сниться странные сны, вызывающие томительно-сладостные ощущения. Боря бессознательно искал встреч с дочкой тёти Софы и когда ему это удавалось, он смотрел на неё восхищённым взглядом, переживая каждый раз сильное сердцебиение и ещё одно очень стыдное чувство. Ему было неловко мечтать о взрослой соседке, но Боря ничего не мог с собой поделать и всякий раз замирал, ожидая встретить её в коридоре или столкнуться на кухне. Специально выскакивал из комнаты, заслышав знакомый голос и от тревожащих видений в голове ещё больше путались мысли. Борю влекло к этой женщине, но он страшился даже и заикнуться кому-нибудь о тех минутах неведомого прежде восторга, которые никогда прежде его не посещали. Страдания уже почти созревщего подростка притупились, когда его тайная любовь выехала и тётя Софа в двух комнатах осталась одна. Потом среди жильцов поползли слухи, что её зять сидит в тюрьме, а спустя ещё какое-то время Борины родители получили отдельную квартиру и связь с прошлой жизнью в «коммуне» и вовсе оборвалась. У него остались лишь яркие и незатухающие воспоминания о маме Славика и какая-то болезненная чувственность, с которым Боря уже всегда смотрел на женскую грудь... 

Вопрос Борю не удивил. Да и что в том может быть необычного, когда за границей тебя спрашивают о корнях: где родился, где вырос? Тем более, Бэлле требовалось знать о нём всё, или почти всё. 

- Одессит, - не без гордости признался Боря. 

- Какое приятное совпадение! - обрадовалась Бэлла, - и где же вы жили в Одессе? 

- На Фонтане, а до того, в детстве, на Коблевской. Или на Подбельского, если вам привычней новое название улицы. 

- Вот как? Знакомый хутор. А в каком же номере на Коблевской? – у Бэллы в глазах вспыхнул любопытный огонёк, а когда она услышала адрес, удивилась ещё больше, - и у меня там жила мама. 

- Кто? 

- Софья Людвиговна. 

- Тётя Софа?- едва подавив в себе приступ ликования от озарившей его догадки, воскликнул Боря, - Вы её дочка?! 

- Да, - растерялась Бэлла, - А Вы, Мусин сын? 

- Ну и дела, - она тихо рассмеялась, а у Бори, как когда-то давно, прыгнуло и замерло сердце в груди. И вдруг отчаянно застучала кровь в висках, и всё поплыло вокруг, словно он опять оказался в той комнате, в коммуне и маленький Славик ещё раз бросился в мамину комнату, распахнув внезапно заветную дверь. 

Продолжение стр. 7

6 Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

Окончание. Начало на стр.5 

С этой минуты Боря смотрел на Бэллу уже абсолютно другими глазами и когда она на следующее утро предложила сопровождать её на экскурсию в замок Локет, расположенный в окрестностях Карловых Вар, ему и в голову не пришло отказаться. 

- Вы, дружок, теперь мой кавалер, - иронично улыбнулась Бэлла, заметив его смущение. 

- На время, - добавила она смешливо, - надеюсь, ваша жена не будет возражать? 

О Наде Боря, откровенно говоря, в последнее время подзабыл. Как раз накануне памятного разговора с Бэллой он ей позвонил, доложил обстановку, мол всё идёт нормально и уже более не возврашался к мыслям о доме. Думы, занимавшие его сейчас, находились на необозримом расстоянии от всего, что его связывало с Америкой. Переплетаясь с далёким прошлым и с событиями последних дней, они приобретали некие заманчиво-фантастические очертания и присутствие Бэллы в них занимало отнюдь не последнее место. 

Приглашение на прогулку Борю необычайно обрадовало. Ему уже и самому поднадоело безвылазно торчать в городе, изнемогая от ничегонеделанья, и поглазеть на местную достопримечательность, было бы прекрасным шансом развлечься Тем более, в компании женщины, которой Боря собирался признаться в детских ощущениях, оставшихся с ним навсегда. Он долго обдумывал с чего начать, но в итоге, не проронил ни звука, так и не решившись поделиться самым сокровенным. Боря понял, что сделать это ему будет совсем нелегко, а рассказать о своих тайных страданиях он сможет Бэлле только в постели. Она опять безраздельно занимала его существо и стоило Боре прижаться к ней, имитируя для очередной фотографии их нежные отношения, как он тут же почувствовал, что ему распирает брюки... 

«...Интересно, помнит ли она тот случай, - мучительно размышлял он, пытаясь уловить во взгляде Бэллу хоть малейшую подсказку, как ему следует себя вести. 

«...Наверняка, нет. Да и что, собственно, помнить? Сопляка - соседа, нечаянно увидевшего её почти голой? Это ведь я тогда двигался мозгами и похоже, схожу с ума теперь...» 

Под конец увлекательной экскурсии Боря, уже плохо совладая с томившим его желанием, осмелел и пригласил Бэллу в ресторан на ужин. Причём, не в дешёвый гостиничный, а в «Променаду» - по слухам, лучший в Карловых Варах, где и меню на руском языке специально для богатеев из бывшего СССР. Для Бори, скуповатого и прижимистого по натуре, подобные непредвиденные расходы никак не вписывались ограниченный бюжет, но так просто напроситься к Бэлле в гости он постеснялся. Да и позвать её к себе тоже не существовало резонного довода. На дешёвый трюк, типа, заходите, девушка, на рюмку чая, она наверняка не повелась бы. 

Сохранять невозмутимость во времяу ужина Боре с грехом пополам удавалось, но когда, расслабленный выпитым за столом, он провёл Бэллу аж до дверей её номера, его самообладание растаяло, как утренняя корочка льда на лужице с талой водой, согретая тёплым весенним солнцем. 

- Мне кажется, нам следует поближе узнать друг друга, - ещё сдерживая себя, попытался пощутить Боря, как вдруг, не совладая с охватившим его вожделением, страстно обнял Бэллу за талию и горячо зашептал: 

- Дивная моя! Я мечтал о вас всю жизнь! Богиня, умоляю! 

Бэлла его не отвергла, а утром, с присущим ей врождённым юмором коренной одесситки, заметила: 

- Ну, Боренька, теперь, как честный человек, вы должны на мне жениться... 

* * * 

Фиктивного брака не получилось. Так уж вышло. Тем не менее, Бэлла успешно перебралась в Америку, как и намеревалась, и вышла там замуж по-настоящему. Её супруг в ней души не чает и проявляет немеркнущую преданность с пылом неутомимого любовника. И хоть, каждый молодой любовник когда-то становится старым мужем, ему это пока не грозит. Тот трепетный душевный огонь, что зажгла в нём Бэлла, похоже, неугасим, как сияние полуденного солнца в зените. Правда, и она щедро посвящает ему свой сердечный жар, неуступающий живительной благодати дневного светила. Их счастье безоблачно. Почти... Но разве в чьём-то браке есть место совершенству и абсолютной гармонии? 

Надя одна. В её жизни произошли серьёзные перемены. Она пошла работать. Но не музыкантом или дизайнером, как когда-то представляла себе свою карьеру. Надя закончила двухгодичные курсы и, с первого раза сдав национальный экзамен на получение аккредитации, устроилась медсестрой в солидном онкологическом центре. О том, как сложилась её судьба она старается не думать и жалеет лишь о том, что впустую потеряла очень много времени. Сын заканчивает школу и часто видится с отцом, который его содержит. Её дружба с Нелей закончилась. 

Боря нашёл то, что искал. Он теперь женат на Бэлле и разъезжает на «Мерседесе»... 

Виктор БЕРДНИК 

7 

Любка никуда 

(Любе Барбаковой, подруге моей юности)

Две новости совпали по времени: НАСА закрыло программу «Космический челнок» и Люба умерла. Она умерла еще раньше программы, не знаю когда и как; в «Одноклассниках» бывшая однокурсница только и сообщила, что вот, Люба умерла, грустно. 

Мы подружились в прошлом веке, в Томске, студентками, и, хотя и разъехались в разные углы огромной страны: я на Украину, Люба с семьей в Восточную Сибирь, в Минусинск, с перерывами поддерживали отношения в мирное время, до середины девяностых, а потом связь прервалась. В те годы многие потерялись, захлестнуло потоком событий. Но внутренняя ниточка любви и дружбы не прерывалась никогда, она и сейчас жива; слабенькая, трепещущая ниточка памяти. 

* * * 

— Видел вас сегодня утром на проспекте Кирова, вот потеха: идете под ручку, обе две в шубах, на головах шапки ведрами, круглые, как медведицы, а ноги по льду разъезжаются в стороны, так и идете циркулем! 

— Сашка подкладывает дрова в печку и хохочет. 

— Чего же не подошел, не позвал? 

— Люба снимает с плитки картошку в мундире, ставит на стол. На тарелке лежит крупно порезанная вареная колбаса, рядом чайник с крепко заваренным чаем. 

— Не поддержал на скользоте, чтоб не свалились? 

— Я подхватываю разговор вместе с зеленым тепличным огурцом, что Люба дает мне порезать. 

— Да я в тройлейбусе ехал, видел вас через окошко, 

— Сашка захлопывает дверку печки, встает, отряхивает колени, подходит к манежу. 

В манеже на голых досках сидит Любин- Сашин сын Андрей, ему еще года нет. На нем из одежды одна распашонка, все его немногочисленные ползунки сохнут на веревке тут же, в подвальной съемной комнате. Андрей радуется общему веселью и громко хохочет, открывая беззубый рот, стучит ножками по доскам. 

— Ишь ты, кавалер, яйца раскидал, стыда нет! И штанов нет, ах ты, голота моя! 

— Люба гладит сына по голове. 

Мы садимся за стол, достаем из кастрюли картошку, чистим и едим , посыпая крупной солью, заедаем колбасой и кусочками огурца. Саша разливает по стопкам ледяную водку, мы чокаемся и пьем за здоровье Андрея. Привет тебе, Андрей, расти большой да не будь лапшой! говорим мы, и Андрей смеется и кричит чего-то неразборчивое в ответ. 

Сашка берет мою руку, рассматривает, потом отпускает и говорит: 

— Ну и кожа у тебя! Такой кожей орудийную оптику протирать, сроду не запотеет! 

— Артиллерист хренов, чего несешь! 

— Любка трогает меня за плечо, 

— Мужик! что он понимает в дамских ручках. Давай споем! 

И она начинает своим незабываемым слегка хрипловатым голосом: 

Вот кто-то с горочки спустился, 

Наверно, милый мой идет 

Я подхватываю: 

На нем защитна гимнастерка, 

Она с ума меня сведет 

К нам присоединяется Сашка: 

На нем погоны золотые 

И яркий орден на груди 

Любка обнимает мужа, кладет голову ему на грудь: 

Зачем, зачем я повстречала 

Тебя на жизненном пути 

В манеже Андрей молча открывает рот в такт, вроде как подпевает нашему хору. 

* * * 

Мы познакомились в начале третьего курса, в комнате общежития, куда обе получили направления в деканате. Kомната была на четверых; когда я туда пришла, ранее вселившиеся студентки делали ремонт. Одна из них стала командовать: Люба, подай мне то, принеси это! Не тут-то было: Люба подалa ей один предмет, второй, а потом уселась на табуретку посреди комнаты и заявила: 

— Любка туда, Любка сюда, а Любка никуда!

Начался скандал. Студентка-командирша завела злобную речь насчет паразитов, которые... тут я сказала: 

— Не ругайтесь из-за ерунды, я сейчас принесу, 

— Пошла к коменданту, получила и принесла искомые карнизы для занавесок. 

Много позже, когда мы давно и прочно дружили, Любка напомнила мне этот эпизод и сказала: 

— Я уж думала комнату менять, а потом смотрю: ничего, люди есть, жить можно! 

* * * 

Так вот про наши шубы. Не подумайте чего, не песцовые! Искусственная цигейка, но для нас и это было крупное достижение, приобретательский шаг вперед. Мы их купили в один день на вещевом рынке, за городом, в холодный зимний день. Обе мерзли ужасно сибирской зимой, Люба в старом вытертом пальтишке, я в шубе из искусственного каракуля без ватиновой прокладки. Пододевали кофты, заматывались платками, но все равно мерзли. И вот собрали мы денег с нашей телеграфной подработки, матери нам чего-то прислали, и поехали на рынок. Приехали на автобусе на конечную остановку, перед нами поле снежное необъятное, а на нем люди стоят с товаром, и покупатели ходят, торгуются, тьма народу. Гляди в оба, чтобы не обокрали! Ходили-ходили, замерзли вконец, пока увидели первую шубу-черная цигейковая шуба с круглым воротничком, застежка до горла и фасон «трапеция», очень симпатичная шуба! Померили, обоим подходит, но на Любе лучше сидит: мы хоть и одного роста, но Люба худенькая, а я покрупнее. Так Люба ее и купила, а мне стали дальше искать. И нашли вскоре: тоже цигейка, темно-коричневая, с большим воротником, прямого покроя. Женщина со стариком продавали, такие замерзшие, что мне их жалко стало, да они и в цене уступили хорошо, так что я у них эту шубу и купила. 

Приехали домой в общагу, девчонкам показали, одели, они смеются: вы прям с картины Шишкина «Утро в сосновом лесу»! А нам наплевать: пусть смеются, зато тепло! Сильно от холода устаешь! 

* * * 

Здесь надо рассказать про нашу телеграфную подработку. Денег нам, конечно, не хватало: стипендия мизерная, матери помогали, но много ли они могли, у них были и другие дети поднимать, а мужей не было. Моя развелась, а Любина овдовела, они сами детей тянули. Так что подработка нам была нужна, мы искали давно, но никто студенток брать не хотел. И вот узнали мы, что на нашей почте, на телеграфе, освободилось место разносчика телеграмм. Мы пошли, поговорили с заведующей и она нас взяла. 

Работа не тяжелая. Телеграммы надо было разносить по часам. Вот сколько пришло, к примеру, на два часа дня, надо взять и разнести по участку. А если телеграмма пришла, скажем, в 2:15, то ее следует отдать в доставку на три часа дня. Иной час совсем нет телеграмм, так сиди на телеграфе, читай книжку и будь наготове к следующему часу. 

А телеграммы, это же отдельная песня! Это жизнь в телеграфной строке! Застучит аппарат, закрутится колесо бумажной ленты, а ты подхватывай и клей на бланк. Сначала адреса, от кого и кому, имена, телеграфные коды, а потом: маня родила второго утром мальчик три кило; приезжаю 5ого седьмым встречай нежно люблю григорий; поздравляю свадьбой деньги выслал отец; защитился красным дипломом еду автоваз ура ура ура сева; уезжаю юг приезжай последний раз повидаться лена; освобождаюсь среду приеду воскресенье красноярским встречай; посылку передал 8ой вагон москва-томск завтра нужно облепиховое масло. Нам вообще- то клеить не полагалось, но телеграфистка то в магазин отлучится, то по телефону говорит, а нам это в охотку. Наберешь к определенному часу пачку телеграмм, выпишешь квитанции и бежишь на участок. 

Участок нам достался в историческом центре города, по улице Красноармейской, сплошь застроенной тогда старинными купеческими домами, когда-то односемейными, а при советской власти превращенными в многоквартирные, а то и коммунальные; двухэтажные, деревянные дома, украшенные затейливой резьбой, с крутыми лестницами и внутренними переходами, с дворами, занятыми сараями и собачьими будками. Отапливались дома печами, и развалистыми русскими, и изразцовыми стройными голландками, так что по всем дворам высились поленницы дров. Пока дверь откроют, натопчешься на морозе, так что наши новые шубы вкупе с валеночками нас только и выручали. 

Мы с Любой делили одни ставку на двоих, работали через день, и появились у нас хоть и небольшие, но свободные деньги. Думали мы, как деньги сберечь от покражи, и решили открыть счета в сберкассе. Пришли в отделение Сбербанка на этой же почте, отстояли очередь, подаем паспорта и говорим, что хотим счета открыть, а работница наши паспорта не берет. 

— Вы же студентки, — говорит и на нас презрительно смотрит, — какие у вас деньги? Сегодня тридцатку положите, а завтра за ней же и придете, только операции вам оформляй! И так обойдетесь! 

Я бы ушла, как-то не умею я с такими людьми, мне уйти легче, а Любка — нет, не на таковскую напали! 

— Не имеете права! — говорит, а у самой узкое лицо совсем заострилось. — Не ваше дело, сколько денег, а не хотите по-хорошему, давайте нам заведующую сюда, a нету заведующей, так мы в Центробанк дойдем, нам и пять верст не крюк! 

Посмотрела на нее работница и протянула бланки на открытие счета: заполняйте! 

* * * 

Люба о себе мало что рассказывала, я даже не знала, есть ли у нее братья и сестры, пока к ней мама не приехала в гости. 

Прихожу я как-то в общежитие после занятий, а за столом сидит женщина. Старая совсем, на мой тогдашний взгляд, женщина, лет шестидесяти, седая, круглолицая, очень полная, в кофте поверх шерстяного платья с широкой юбкой, под столом виднеются толстые опухшие ноги в бумажных чулках, обутые в войлочные чуни. Лицо круглое, очень доброе; женщина улыбается и угощает всех домашней снедью, что она на стол выложила: пирожки, яйца вкрутую, сало соленое, масло. Познакомились, попили вместе чаю с пирожками, и тогда только я и узнала, что Люба у нее последыш, семнадцатый ребенок! Вышла она замуж совсем молодой и сколько Б-г дал, столько раз и рожала пока не овдовела! Много детей померли во младенчестве, но большая половина выжила, и некоторые даже выучились, а Люба училась в институте, и мать ею очень гордилась. 

* * * 

Любка жила в общежитии недолго, года полтора, а потом ушла к Сашке жить. Где она его подцепила, и не вспомнить теперь. Он был высокий, немного вялый блондин, постарше нас; уже получил инженерный диплом и работал. Он был женат, и даже имел ребенка, но с женой не жил, хотя и не разводился; жил один, снимал комнату в подвале частного дома, туда к нему и Любка ходила. Там она и забеременела, сказала ему, а он все тянул, ни говорил ни «да», ни «нет», склонял ее к аборту и Люба решилась. Сашка был этому рад, он сразу как бы устранился, отошел в сторону; Люба вернулась в общежитие в эти дни. Она пошла к врачу, и оказалось, что на аборт очередь, а поскольку Люба потеряла время, она по очереди не успевала в допустимые сроки. За обход очереди надо было дать взятку, но денег, нужной суммы, не было, хотя мы с ней и сложили в кучку все наши сбережения. И тогда я сочинила первую мою историю! 

— Пойду в больницу, в гинекологию, к заведующей, и расскажу ей... — сказала я. — Правду? Это нам не поможет. Кому нужна скучная правда? Я расскажу ей нечто гораздо лучшее, чем правда — я расскажу ей историю, она заплачет сердцем и поможет Любке! 

Я нашла заведующую, женщину лет сорока, в коридоре больницы, остановила ее и рассказала.... что же я ей рассказала? ...и почему она меня выслушала?... и помогла? Не знаю, не могу объяснить ничем, кроме как силой посетившего меня вдохновения. 

— Я прошу не за себя, а за мою младшую сестру, — сказала я. — Мы с ней обе студентки, живем в общежитии, отца у нас нет, одна мать, денег не хватает. Люба очень хорошая, способная, уже на третьем курсе, но вот встретила мужчину и влюбилась, потеряла голову, первая любовь, вы ведь тоже любили?! Опыта у нее нет, а он так красиво ухаживал, цветы дарил! Забеременела, а он, оказывается, женат, то есть он ее обманул, она и не знала, а он говорил, что женится. Да и не разбивать же семью, потом себе век не простишь. А мать если узнает, умрет, у нее давление, ей нельзя волноваться. А на аборт очередь, в поликлинике сказали, она по срокам не успевает, что же нам делать? 

И заведующая прониклась, велела Любе прийти на следующий день в отделение. Ей сделали аборт вне очереди, и все прошло удачно, настолько, что через полгода она была снова беременна, Андреем. Сашка к тому времени решился на развод с первой женой, Люба родила Андрея, они расписались и жили все в том же подвале, уже втроем. Люба продолжала учиться на нашем факультете. 

Приближалась защита моего диплома, а затем и отъезд, я переживала тяжелый период в жизни, как всегда, в одиночку, ни с кем особенно не делясь, и редко виделась с Любой. В одну из последних встреч Сашка мечтал вслух, как было бы хорошо после защиты Любой диплома переехать из Сибири в Россию, куда-нибудь в Смоленскую область. 

— Представляешь, встанешь утром, выйдешь на улицу, кругом все русские! — говорил он. 

Но они переехали совсем в другую сторону, на восток, в небольшой город Минусинск, где Сашка получил работу, и прожили там всю последующую жизнь. 

* * * 

Из редких писем и совсем редких телефонных разговоров я узнавала о новостях в Любиной жизни: она родила дочь; работала на предприятии; денег не хватало, Сашка не преуспел в новой жизни; она подрабатывала уборщицей после работы; завела роман «для души»; очень уставала. Потом связь совсем прекратилась; потом я переехала в Америку и новая, неожиданно тяжелая жизнь накрыла меня волной; наконец явились «Одноклассники» и с ними вновь возникли люди из прошлой жизни. Контакты странные, неустойчивые; все хотят говорить и слышать только хорошее, но не слишком, чтобы это чужое хорошее не было лучше их хорошего, не перечеркивало их жизненных достижений. О плохом если и говорят, то вскользь, как бы между прочим. «А Люба умерла. Грустно» — упомянула однокурсница. 

Люба, моя Люба? Не может быть, не верю, не правда! Это другие прочие туда, сюда, а Любка здесь и сейчас! Темноволосая кудрявая головка, узкое лицо, тонкая улыбка, хрипловатый голос! Маленькая рука тянется из молодости, трогает меня за плечо: не грусти, подружка, я с тобой! Любка туда, Любка сюда, а Любка никуда! 

Нина БОЛЬШАКОВА Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

8 

Литературная студия “Анахну” – Хайфа, Израиль 

МАРК ТВЕРСКОЙ 

На смерть поручика Лермонтова 

Соломонович, такое вот отчество 

Было у майора Мартынова, 

того самого. 

Юдофобская ложь 

будоражит общество, 

Мол, стрелявший был 

из племени Авраамова. 

А Николай Соломонович 

целил не в гения. 

Оскорбленный при дамах, 

он счел делом чести 

Требовать от поручика 

удовлетворения, 

Как любой офицер на его месте. 

Поручика жаль, конечно, и все ж 

Нечего было нести вздор. 

И, от правды никуда не уйдешь, 

Он сам себе подписал приговор. 

МАРИЯ ФЕРДМАН 

Откровения 

Вот и ещё 

На ступеньку спустилась, 

Первый раз в жизни 

Сама объяснилась. 

Первый раз в жизни 

Просила сама… 

Скоро зима. 

* * * 

У рыбака жена рыбачка, 

У моряка жена морячка, 

Бедняжка, если муж бедняк, 

И дура, если муж дурак. 

ТАМАРА РОСТОВСКАЯ 

Я люблю те часы, когда тени 

Мрачновато глядят из углов, 

Будто куст полинявшей сирени 

Иль чудовище в сотню голов. 

Словно сказки вернулись, и снова 

Фея добрая явится вдруг 

И шепнёт мне волшебное слово, 

И пришлёт верноподданных слуг. 

Превращусь в невидимку и маску 

Я напялю с весёлым лицом. 

Расскажите-ка бабушке сказку, 

Только, чур, со счастливым концом. 

СЕМЁН ГЕНДЕЛЬ 

Я затушу мерцание свечи, 

Застынет воск узором на паркете… 

И первый снег, упавший на рассвете, 

Упрячет лист, исписанный в ночи. 

Припорошит, оставив без следа, 

Прощальные слова последней встречи... 

И лёд на окнах растопить мне нечем: 

Так закатилась в ночь моя звезда. 

А днём укроет сильный снегопад 

Дрожание слезы в твоих ресницах 

И белый стих на вырванной странице, 

Которую не возвратить назад… 

Я затушу дыханием свечу… 

ИРИНА ЯВЧУНОВСКАЯ 

Поэту 

Наматывай круги, наматывай, 

Вериги сбрось. И свет и тень 

Кольцом тончайшим 

с камнем матовым 

Нанизывай на новый день. 

Качай свой маятник отчаянно 

Меж озарений и невзгод, 

Часы счастливые, печальные 

Возьми в неведомый поход. 

И буквы ясные граненые 

На лист бумаги положи, 

Соедини в слова точеные 

И рубежи, и виражи. 

Сомкнется круг, кольцо закроется, 

А в гранях камня оживут 

Смех, слезы, грёзы и бессонница. 

И... заиграет изумруд 

ЕВГЕНИЯ БОСИНА 

«Нельзя огонь перебороть огнём...» 

Петрарка 

Нельзя огонь перебороть огнём, 

Но можно излечить любовь любовью, 

Клин клином вышибая день за днём, 

Лечение оплачивая кровью. 

Но ты смоги! Ты всё преодолей! 

Прерви безумье замкнутого круга! 

Потом поймёшь, что было тяжелей: 

Недуг ли сам? Леченье ли недуга? 

Дыши свободно и летай во сне, 

И празднуй избавленье от болезни. 

Поймёшь потом: ты в новой западне, 

Захлопнувшейся с грохотом железным. 

ВЛАДИМИР МАРКИН 

Давно 

Я не писал стихов 

Боюсь соврать, 

Прослыть нечестным. 

Листок белеет, 

Как невеста, 

И просит 

Чистых верных слов. 

* * * 

Чтоб никто меня больше не сглазил – 

Приколю я булавку к рубашке. 

Чтоб никто в мою душу не лазил – 

Буду душу держать нараспашку. 

* * * 

Не поеду домой обедать. 

Отдохну от жены и детей… 

Вон девчонка в автобусе едет, 

Я хочу понравиться ей. 

ЮРИЙ ЛЕЙДЕРМАН 

Ещё во тьме не слышно стона, 

Не обагрён ещё металл, 

Молилась на ночь Дездемона, 

Отелло пальцы разминал. 

Ещё несли дрова и хворост, 

Вязали девушку к столбу, 

А с горки, набирая скорость, 

Господь вычёркивал судьбу. 

МИХАИЛ ЛЕВИН 

Акварель 

В окне мираж из царства влаги 

И струи, словно птичья трель. 

На мокрой белизне бумаги 

Течёт и тает акварель. 

Течёт и тает, сохраняя 

прозрачность дня, покатость плеч, 

Не так, как скульптор, день ваяя, 

Скалу пытается рассечь, 

увековечив стан девичий... 

Но акварель не на века. 

Не высечь в камне трели птичьей, 

Пока дрожит твоя рука 

от страсти к белизне бумаги, 

Где мне позирует апрель, 

Где в царстве радуги и влаги 

Течёт и тает акварель. 

ДВОРА ЯБЛОНСКАЯ 

Коротышки 

На левую руку, привыкшую брать, 

нужна узда. 

На правую руку, спешащую дать, 

нужна нужда. 

* * * 

Время тыкало 

своим тиканьем, 

стрелками вязало 

по рукам и ногам. 

Я поплыл по течению 

и выбрался из плена. 

* * * 

Спит моя муза в неге томления, 

Будто медведица в дикую стужу. 

Обе беременны – рвутся наружу 

И медвежонок и стихотворение. 

ЛАРИСА МАНГУПЛИ 

Миндаль 

Ронял миндаль свои плоды 

До срока в середине лета. 

То ли с природой нелады, 

То ли ошибся кто-то где-то. 

Всё кувырком, всё невпопад, 

И в личной жизни перемены. 

Кого спасать - себя иль сад? 

Смешалось всё – любовь, измены… 

Роняло дерево миндаль, 

А ветви головы склоняли, 

И меркла розовая даль, 

И слёзы небо заслоняли. 

ЕЛЕНА ТЕКС 

Сегодня ночью постучался стих… 

Как вихрь ворвался, 

с ног сбивая мысли. 

И лунные лучи с небес провисли… 

Молила я, чтоб сердца стук не стих. 

Я так хотела стих нарисовать, 

По памяти я смешивала краски. 

Лист принимал слова, как тело – ласки, 

А я пыталась рифмы с них сорвать. 

Сегодня Бог мне золотил уста, 

Шептала я слова, слагая строки. 

Мой добрый Бог, 

он был со мною строгим… 

Писала, словно прыгала с моста.Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

9 

Вениамин СЛЕПКОВ 

Родился в 1969 году в Петрозаводске. Член Союза журналистов с 1991 года. Работал корреспондентом, зав. отделом, редактором в газетах Карелии. Автор книг «История строительства в Карелии» (в соавторстве, Петрозаводск, 2007), «Старый лешак» (сборник стихов, Петрозаводск, 2009), «Жить в эпоху перемен» (литературно- критические статьи, Петрозаводск, 2011), повести «Верная Наташка» (журнал «Север», №3-4, 2011). Начинал путь в литературе как автор иронических рассказов и стихов. В настоящее время периодически вспоминает о своей любви к юмору, свидетельство чему – предлагаемые читателю пародии.

Татьяна Голямина 

(Крюкова) 

Родилась в г. Ленинграде, но всю жизнь прожила в столице Карелии - Петрозаводске. Стихи пишет около 20 лет. Печаталась в карельских газетах: «ТВР», «Олония», «Петрозаводск». В 2006 году вышел первый сборник стихов «И память сердце мне сожмет...» и песен - «Мамино танго». 

Два винта 

В Кондопоге народ уже ждёт. 

Ничего, успеем. Полсотни всего, а пост ДПС на кольце – уже позади. На Суоярвскую трассу вышел. 

Мотор… Ровненько. С чего б ему не ровненько? После второй капиталки полторы тысячи уже прошёл, клапана слесаря отрегулировали, масло сменили… Нормально. Сейчас, по новой развязке на Мурманскую федеральную выйдем, можно будет и притопить… 

Антирадар? Включи-или. 

Подвеска тоже подкачать не должна. Полгода только, как в декабре, после Архангельска, почти всё, и спереди, и сзади, поменять пришлось. Опору стойки, сам «стакан», вкладыши, отбойники. Обе пружины. Да, дорожки у архангелов… Наши после Каргополя или Плесецка, просто чудо современной дорожной мысли. Сказка, а не дороги! Или петли, на Кенозерский национальный парк нанизанные. Да приладожские «тёщины языки», Сортавальский серпантин и рядом не стояли с этими неисчислимыми горками и крутыми поворотами на каждом километре … 

Кузов… Вот кузов, да. Ещё тот головняк. А чего ещё ждать, пусть и от реэкспортной «немки». «Им» то мы завсегда получ-че, чем себе. И по материалам, и по сборке. Чего ждать от «девятки» 92-го года? Прошлый век уже… 

Ничего удивительного, что сегодня – здесь, завтра – там. Хвост вытащишь, лапы вязнут. Что далеко ходить? Неделю тому правый задний лонжерон решил заявить о своём суверенитете и воплощении в жизнь якобы гарантированного ему кем-то права на полное отделении от балки. Пришлось идти на поклон к кузовщикам и просить слёзно, чтоб они все эти неразумные задумки пресекли калёным железом и огнём электросварки. 

Пресекли. Сделали. 

Так что и с этой стороны – всё в полном. Бежит, Любопытная Красная Мэри, старается, чтоб не опоздали. 

Красная? Так на морду эту хитрую только посмотри. Какого она колеру? 

Любопытная? Так ведь постоянно свой любопытный нос суёт туда, куда и не надо бы. Потому правая скула, крыло переднее, то подбитое, то поцарапанное. И вытягивать, шпаклевать, подкрашивать, никакого толку. Только всё в порядок приведёшь, хорошо неделю-две новой красной краской поблестит… И опя-ать. Ну, раз любопытная такая, так и бегай с носом, постоянно с правой стороны отливающим каким дефектом мелким. На ходовых качествах и безопасности не сказывается? Ну, и ладненько… 

Вот ведь. Бежит, сарается. Умничка… 

Ну, как такую красавицу да обновкой какой не порадовать? Вот и сейчас, как ребята с лонжероном разбирались, принёс им сполер новый, в упаковке заводской. 

- Всё равно ведь, мужики, для сварки боковую, заднюю двери снимать, потом на место их ставить, будете. Пластинку эту металлическую и закрепите четырьмя стягивающими винтами сзади, на правом и левом водостоках, параллельно крыше и на небольшом расстоянии от неё, чтобы стекло на двери багажника меньше грязью, что с крыши летит, заливало. Ну, и так, вроде какая обнова для этой Красной… 

* * * 

А вот и развязка мурманская. Газ чуть сбросим. На четвёртую. Главная заканчивается. Как там, со стороны Питера? Никого. Ну, в свой ряд и - на газ… 

Всё, можно, на пятую. 

- Мужик, ты что? Что там у тебя?.. 

Хорошо различимая в зеркало заднего обзора, стремительно приближающаяся, чёрная туша Нисана мигнула, ударив по глазам дальним светом фар. Раз. Другой… 

Предупреждает встречных о засаде ментовской? Сзади по трассе дэпээсников не видел. Нет, не было ребят в погонах с бляхами на груди. 

- Да что там у него с джипом? 

Аварийку включил… 

Может у меня что? Температура… Давление масла… В норме. Руль… Не бьёт. Поворотники… Выключены. 

Не-ее, мужик… Не нравишься ты мне. Езжай дальше сам, да с Богом. Ну, а мы, чтоб пропустить тебя, притормозим, да огоньком правым, мигающим, покажем, - проходи, мол, свободна полоса встречная. Тем более, за поворотом выезд от Мелиоративного. Хоть и по главной идёшь, но бережённого и Духи Дороги не обижают… 

Правая ступня, привычно, с газа – на тормоз. И вдруг… 

* * * 

«Ба-а-ах»… 

Серьёзной силы удар где-то сзади, похоже, с правой стороны. 

Вот, и машину по дороге двинуло в сторонку. Рулём. Рулём подработали… 

Что там? Колесо что ли лопнуло? Нет, машину вроде вести, а, тем более, крутить не начало. Дорогу держит. Руля… Слушает. 

Что?! 

Не, от греха подальше – побыстрее с трассы… 

* * * 

Ну, что тут с колесом? 

Да в норме вроде… Ладно, мало ли, глаз не увидел, щас, манометром проверим. 

И, уже открывая дверцу багажника, краем глаза… Сполер… А сполер-то где? 

Растеряно-ищущим взглядом – назад, на только что пройденный участок трассы… 

* * * 

Метрах в тридцати, почти у самой обочины, какая-то покорёженная и закрученная пластинка чёрного металла. Сполер что ли? Похоже… 

Да, вот и белыми буквами на синем, отливающем металлическим отливом фольги, фоне – «SAMARA». 

Моё, похоже… Но как? С чего это вдруг – на обочине? И с каких, - вот такая? 

Сначала медленно, со скрипом проворачивая механизмы памяти, зацепляя их за зубчики логики и житейского опыта. Потом, потихоньку ускоряясь, быстрее, ещё быстрее, перед глазами и там, где-то внутри, начинает восстанавливаться вся неумолимая цепочка произошедшего… 

* * * 

Видно, когда кузовщики сполер ставили, слабо винты крепёжные закрутили. От дорожной тряски они ослабли, левая часть сполера с водостока выскочила. И болталась, держась только на креплениях правой стороны, вверх- вниз. Сзади это заметили и мигать стали. 

Что мигать то? Температура, масло, руль, поворотники. Всё в норме… Сполера- то на крыше в зеркало заднего обзора не видно. 

А на повороте, скорости за сотню… Торможение ещё крутящего момента добавило… Центробежной силой сполер загнуло, да и бахнуло о правую заднюю дверь… 

Уже от этого удара, вырвало и правые крепления. Ну, сполер и улетел, прямо как орёл чёрный, во небеса и к обочине. 

* * * 

Да, так… Именно так всё и было. 

Вот, и вмятина на правой задней двери от того удара силы серьёзной. Горизонтальные чёрные царапины по всей вмятине и, самую малость, чуть, - за неглубокий овал её воронки. 

Солнце – бликами по краске чистой машины, потому, да ещё в горячке первых минут, и не заметил сначала. 

На повороте, да к обочине. Повезло… 

А если б он прямо улетел? Хорошо, удар в капот Нисана пришёлся бы. На бабло, пусть и большое, попал. На больши-ие деньги… 

А если б выше? В лобовое стекло? Под Медгорой, уже на самом излёте тормозного пути, лист капота, стремительно вползший в салон от удара о ковш брошенного дорожниками экскаватора, сломал челюсть и переносицу…. А тут? 

Моя сотня и его сто тридцать. Тех двоих, что на передних сиденьях сидели… Как ножом, этим тонким листом металлического сполера, разрезало бы. Обоих… 

Два винта. Которые кто-то в спешке, или просто по недосмотру, не докрутил… 

* * * 

Сигареты… 

Где? Ну… Где же они?! 

Чё-о-орт. Да что это с пальцами? По колёсику зажигалки не попасть никак. 

Р-ра-аз. Другой. И терпкий запах табака на полный вдох - в лёгкие. 

Фу-уу… 

* * * 

В Кондопоге люди ждали. 

Нельзя было возвращаться. Если б сразу... 

Без автомата положил бы на пол кузовщиков тех в их ангаре! 

Игорь МОНАКОВ 

Последняя любовь 

Последняя любовь 

Мой озарила путь, 

Последняя любовь 

Еще со мной побудь! 

Ты как девятый вал 

Ударила в меня, 

Мой свет, моя мечта, 

Где ж раньше ты была? 

Осеннею порой 

Повеяло теплом, 

Последняя любовь 

Мой осветила дом. 

Отчаянье и боль, 

Ты - нежность и печаль, 

Твержу я вновь и вновь: 

Мне ничего не жаль. 

Последняя любовь, 

Я под твоим крылом, 

Забытый сладким сном, 

Был счастьем опьянен, 

Последняя любовь, 

Зарей в конце пути, 

Продлись еще продлись, 

Молю, не уходи. 

Последняя любовь, 

Зарей в конце пути, 

Пускай в последний раз, 

Гори еще, гори!... 

БОЛЬ 

Проснулась боль на склоне ночи, 

В полоске будущего дня, 

И уколола сильно очень, 

И разбудила вновь меня. 

Я боль тихонько утешаю 

И мыслей горестных боюсь, 

На этот раз (я точно знаю) 

В палате тесной окажусь. 

Тихонько мужа обнимаю, 

Случайно чтоб не разбудить, 

Так поздно, поздно понимаю, 

Как нужно жить и как любить... 

Ты, жизнь моя, под горку ниже, 

Как тот осенний лепесток, 

Прошу, молю, не уходи же, 

Дай мне еще один глоток. 

Опять под утро на рассвете, 

Отчаянно в который раз, 

Кричать хочу от боли этой: 

- Когда-нибудь, но не сейчас!... 

Ольга Бурыгина 

Славный город Кронштадт 

Славный город Кронштадт – 

Корабли. Якоря. 

Храм великий Морской – 

Высоки купола! 

И Балтийское море 

Раскинулось вкруг. 

Берега провожают 

Корабли в дальний путь. 

Николай Чудотворец – 

Святой моряков, 

Защищает в невзгоды 

Их от бурь и штормов. 

И святыня – молитва – 

Спасательный круг, 

На просторах морских 

Бережёт от недуг. 

Остров Котлин, Кронштадт, 

Корабли, моряки… 

Николай Чудотворец – 

Спаси! Сохрани! 

Классическое 

Что мне Петр?.. что Гекуба?.. 

что люди в Кремле?.. 

Вот роддом, тот, 

что в стиле классически-ложном, 

где родился я… 

Боже, на этой земле 

сохрани и спаси меня, 

если возможно… 

Дмитрий Вересов 

Боже, коль сохранять 

ты решишь вдруг кого, 

не иных, не других, 

не кремлевских людишек. 

Ты меня сохраняй! 

Я – главнее всего! 

Ты – Творец! Я – творец 

восхитительных книжек! 

Ты же знаешь, Господь, 

что родной мой роддом, 

где явился я в мир как награда, 

как праздник, 

умным в свет меня выпустил, 

скромным притом, 

оттого я и есть, может, 

ложный, но классик! 

Автограф поэта 

Старый мост, прогнившие перила… 

х х х 

На перилах надпись: «К. Виталий», 

Ох и молод был когда-то я… 

Виталий Красков 

Навестил родимую сторонку, 

Думал, будут рады земляки, 

Но они, без политесов тонких 

Сразу зачесали кулаки: 

- Это ж ты изрезал нам перила, 

И амбар Петру, и Павлу клеть! 

И со стен домов непросто было 

Нам твои «автографы» стереть! 

Где вы, мои годы молодые?! 

Не ушел. Догнали старики… 

Прячусь нынче, на места больные 

Делая примочки у реки. 

На мосту, чтоб память не остыла 

Благо, ножик захватил с собой, 

Я «Виталий Федрыч» на перилах 

Выскоблю на стороне другой! 

Секрет хорошего настроения 

Не так все плохо под луною, 

как кажется на первый взгляд: 

ты пьешь шампанское со мною, 

над нами ангелы парят. 

Александр Воронин 

Все в этом мире, братцы, дурно, 

не жизнь кругом, а сущий ад! 

Прими шампанского культурно, 

и в сердце ангелы парят! 

Чтоб мир еще чуток украсить 

ты на шампанском не замри! 

Не тормози ни в коем разе - 

бери чекушку, лучше – три! 

Одно мне не дает забыться, 

все беспокоит разум мой, 

вдруг не дадут опохмелиться, 

и снова станет жизнь плохой! Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

10 

Мельбурн

Александр Грозубинский 

Харьков, потом Нижневартовск, Мельбурн, Австралия. 

В Австралии с 1992 года. По профессии программист. Печатался в различных Австралийских сборниках поэзии и в Интернет-журналах. В 2006 году был удостоен высшей награды международного поэтического турнира в Дюссельдорфе. 

Наталья Дубровская 

Родилась и выросла в Москве. В Австралию приехала с семьёй в 1992 году. 

Всегда любила читать стихи. В институтские годы немного писала. После поездки в Москву в 2008 году появилась потребность выражать мысли и эмоции в стихотворной форме. Является членом содружества независимых авторов «Альфа», входящих в состав формальных и неформальных творческих обьединений Москвы и Московской Области. Имеются публикации в Москве и Австрaлии. 

Мельбурнскому Литобъединению «Лукоморье» уже исполнилось семь лет. Идею его создания вынашивал еще Ефим Голуб, талантливый журналист и поэт, к сожалению очень рано ушедший от нас (1936-1998г.г.) Костяк объединения составили участники трех литературных русскоязычных конкурсов, проведенных в Мельбурне в 2001-2003 году. Инициатором и первым президентом стал бывший ленинградец Борис Павчинский, которым с молоду владели две страсти -любовь к поэзии и интерес к родной земле. Судьба подарила ему только год, чтобы собрать около себя энтузиастов. Но росток привился на австралийской почве. Сегодня в составе «Лукоморья» более тридцати человек, склонных к творческому поиску, среди них поэты, прозаики, художники и музыканты. Общее для них - это кровная, неизбывная привязанность к русскому языку, к русской словесности. 

Члены Литобъединения собираются ежемесячно, так что все выношенное, написанное не залеживается в столе. Ведь автору очень важно, чтобы его выслушали и оценили. А постоянная соревновательность заставляет каждого очень критически относиться к собственному творчеству. Но этим деятельность объединения не ограничивается. 

Члены этого добровольного союза активно участвуют в австралийских и международных конкурсах, рвутся на клубные площадки. Но, главное, это издание литературных сборников, как итог коллективного творчества. К 2010 году было издано 5 сборников: «Лукоморье» 2005г. , «Друг другом мы окружены» 2007г., « Поэты Австралии и Америки» 2007г., «Санкт-Петербург –Мельбурн» 2008г., «Витражи» 2009 г., «Витражи» 2010. Если первый сборник был фактически тоненькой поэтической тетрадкой, объемом в 70 страничек, то последний - это уже хорошо иллюстрированное издание поэзии и прозы трех десятков авторов, вглючая зарубежных, объемом в 300 стр. «Витражи» - пятый коллективный сборник авторов «Лукоморья» и первый, открывающий серию ежегодных альманахов. Хочется еще отметить, что все работы по изданию, включая художественное оформление, выполнены исключительно авторами сборника. 

Члены литобъединения, кроме как во внутреннем сборниках печатались также в разнообразных австралийских и зарубежных изданиях в Нью-Йорке, Лондоне, Москве, Дюссельдорфе, участвовали и были финалистами и призерами таких известных международных поэтических турниров, как «Пушкинская лира» (США)«Пушкин в Британии», Ежегодный Поэтический Турнир в Дюссельдорфе. Среди них Александр Бадов, Александр Грозубинский, Фаина Зильп, Марк Львов, Людмила Рубан, Валентина Человская, Залман Шмейлин. 

Объединяя столь разных авторов под одной обложкой, руководствовались нижеследующей идеей: 

Витраж – орнаментальная композиция, выполненная из материала, пропускающего свет. 

Залман ШМЕЙЛИН 

Президент литобъединения «Лукоморье» 

СВЕТЛЯЧЕК 

Мне повезло родиться не одним 

из тех, кому соменеья не присущи 

Мне кажется в Стране Кровососущих 

я был иной породы чем они. 

Привыкший и такому и к сякому, 

живя поих законам естества… 

Но я не верил в браство насекомых. 

И с мухами не чувствовал родства. 

Я знал родство с кузнечика смычком 

с палитрой бабочки и эльфами Апреля. 

Мне кажется, я был там светлячком. 

(не ярким, потому меня терпели) 

Мой край и не был солнечным. Потом, когда уже совсем 

сгустились тучи, 

все сдвинулось, и я попал в поток 

таких, как я, и более прыгучих 

А там уже под новою Луной 

так мало темноты, так много света. 

А где темно там нужен свет иной, 

А у меня иного света нету. 

Прости Родство, призвание прости. 

Что ж светлячок не выбился в светила. 

Мне стало так привычно не-светить, 

что самому не помнится, светил ли 

ЗИМНЯЯ СКАЗКА 

Я от этих холодов дурею. 

Холод всякой дури потакает. 

Хочется обняться с батареей, 

Но она ребристая такая. 

Не поэт-замёрзший обыватель. 

И не простужусь, так помешаюсь 

Хочется залезть в обогреватель, 

Но он узкий- я не помещаюсь 

Холодно снаружи и в кваритре. 

Злой сквозняк танцует с занавеской. 

С кем же мне согреться в этом мире? 

Неужели совершенно не с кем. 

ИЗ ЦИКЛА «ЗЛОБНЫЕ МАСКИ» 

1 

Поднять то, что плохо лежит,- 

Стремление очевидное 

Решившим со мной дружить, 

Заранее не завидую 

Я буду вам изменять, 

Все кроткие и безответные 

Посмевшим любить меня, 

Заранее не советую 

Осталась такая малость 

От умных, веселых, общительных, 

Разбившихся о мою мягкость, 

Убитых моей беззащитностью 

Такие печальные случаи 

Такие досадные частности 

А я же хотел, как лучше 

Как лучше не получается 

2 

Я в вашем серпентарии змея, 

Узор на спинке и глаза-агаты, 

В вашем хлеву я, как и вы, свинья 

Не хуже вас умею жрать и гадить. 

Я знаю где ползти, а где парить, 

Вы так устроили и научили вы же. 

Я принимаю правила игры, 

Не с тем, чтоб победить, 

а что бы выжить. 

А для души я сделал, то что смог. 

Не знаю то ли смог, что было надо... 

Вот написал еше двенадцать строк,- 

Избавиться от грязи и от яда. 

ДОЖДЛИВЫЙ ВЕЧЕР 

В ЗИМНЕМ МЕЛЬБУРНЕ 

Мазок за мазком, 

Картина “Вечер”. 

Размыты дождём 

Небоскрёбов свечи. 

В сияньи огней 

Мозаикой город 

Под дрожь фонарей 

На брызги расколот. 

От фар слепящих, 

Машинных заторов 

Мигают чаще 

Глазки светофоров. 

Там пешеходов 

Сутулая спешка - 

Южного холода 

Злая усмешка. 

Дождь бесконечный 

Реке как награда. 

Слилась с мостовой. 

Берега - не преграда. 

И аквапортретом 

Ночного движенья 

На водном паркете 

Лежит отражение. 

ЗАКАТ НА ОКЕАНЕ, 

НАБЛЮДАЕМЫЙ 

С ВЫСОКОГО БЕРЕГА 

Апельсиновое солнце, 

Цвета клюквы облака. 

И волна, как блюдца донце, 

Лижет берег из песка. 

На плечах у океана 

Округлился горизонт. 

Плоскость водного обмана 

Тропкой солнечной зовёт. 

Чайки кружат над закатом. 

Bольно дышит водный мир. 

А над берегом покатым 

Ночь идёт в прямой эфир. 

ДОЖДЬ 

Плакал дождь. 

Он жался к стенам дома. 

Он хотел о чём-то попросить. 

Бедный дождь. 

Он думал стены дома 

В Стену Плача, плача, превратить. 

Рукавами капельного платья 

Дождь касался стен и с них стекал. 

Он отчаянно в свои обьятья 

Целый дом как будто заключал. 

Он стучал, он бился, и печально 

Постепенно стих, утратив пыл. 

Ну а дом в бесчувственном молчаньe 

Непреступной крепостью застыл. 

ОСЕННЕЕ 

Осенних улиц сюр: 

Там в тёмных лужах 

Танцуют фонари 

И листья кружат. 

Реки блестит велюр, 

В гладь отутюжен. 

Там дождик до зари 

Грустит, простужен. 

Там зонтик - абажyр, 

Ветра натужны. 

Оконные огни 

Манят радушно. 

Заигранный ноктюрн 

Осенних кружев 

Вновь память бередит 

Тоской ненужной. 

Залман Шмейлин 

Закончил Львовский Политехнический Институт. По профессии инженер-электрик. В Австралии с 1996 года. Печататься начал в студенческие годы, совмещая учебу с работой в молодежной газете. К литературной деятельности вернулся уже в эмиграции. Печатался практически во всех местных периодических русскоязычных изданиях и нескольких австралийских литературно-поэтических сборниках, а также в США, Германии, Великобритании, России. Публикции: журнал «Острова» (Нью-Йорк), альманах «Альбион» (Лондон), журнал «Лауреат» (Москва), журнал «Дон»( Ростов-на-Дону), газета «День литературы»( Москва), газета «АПИА» (Лондон), альманах «Австралийская мозаика» (Сидней), альманах «Витражи» (Мельбурн). Лауреат поэтических конкурсов, финалист лондонского Турнира поэтов «Пушкин в Британии» 2007. Автор стихов, рассказов, эссе. Член Международного Союза Писателей и Публицистов АПИА. Президент литературно- творческого объединения “Лукоморье” г. Мельбурн. 

ОСЕНЬ 

Иосифу Эдельману, художнику, 

другу, соотечественнику. 

Здесь тоже по утрам не убрана листва 

Струится вкрадчиво, 

шуршит под каблуками 

Природа – аноним, войдя в свои права, 

Решительно ведет багряными мазками. 

В ней все сплошной каприз, 

без правил, без оков 

Не нужно ждать-сидеть, 

пока холсты просохнут 

В палитре Бога смесь из тысячи цветов 

А он, как мы, грустит и выбирает охру. 

Какая осень, брат, какая нынче осень! 

Дожди пролились впрок, 

иссякли с полпути 

Шедевров тают мимолетные наброски 

И каждый новый об 

исчезнувшем грустит. 

Оно придет еще, навалится – ненастье, 

Отмоет желтизну, сведет – наверняка. 

И лишь художник, 

злоупотребляя властью, 

Оставит осень нам надолго, на века. 

* * * 

Поэт пророчил просто так, 

Игра фантазии, пустяк - 

Не заготовленный тайком, 

А с губ сорвавшийся сверчком. 

Загнул для красного словца 

Экспромт от первого лица. 

С котомкой в путь отправил сразу 

Едва родившуюся фразу. 

А глядь, все наперекосяк 

И сам он мордой об косяк 

И враг кругом, и пала Троя 

И время за окном другое 

И лучше было промолчать 

Когда душа рвалась кричать. 

* * * 

Б.В. 

Я ошибался, и во многом 

Стараясь вычислить в пути 

Альтернативную дорогу 

Бутик чтоб только обойти, 

Завязки, рюшечки, манжеты 

Все это было, не впервой, 

Там не нужны мои советы, 

Где легче пуха голос мой. 

Я ошибался, нет сомненья. 

То, что прошляпил я со зла - 

Твоих игривых настроений 

Следы - хранят лишь зеркала. 

Заложник умствований хлипких 

Я стал бы в десять раз мудрей 

Когда б помог твоей улыбке 

Разгладить складку меж бровей. 

Когда б рассеянному глазу 

Твоя улыбка, ей же ей, 

Всех поднебесных скорбей сразу 

Одна бы сделалась важней. 

* * * 

Еще зацепят, вдруг, напоминеньем 

Взволнуют железы весенние цветы 

Хочу зарезервировать желанье 

Один прогон до станции мечты. 

Смотрю, как завязью спешат покрыться ветви 

Так чувственно открыты, так просты 

Я всех своих желаний безответных 

Не достигал подобной простоты. 

Еще земное не дано названье, 

Что приземляет, как ни назови. 

Хочу зарезервировать желанье 

Один прогон до станции любви. Сентябрь 2011 г.Международная литературно-публицистическая газета 

11 

Мельбурнское Литобъединение «Лукоморье» 

Люси Мейнстер 

Родилась на Украине в городе Донецке. В 1974 году — первая публикация в газете Литературная Россия. В 1991 — иммиграция в Израиль и первый сборник эссе под общим названием «Израиль, глазами близорукого». 

В 2002 году — иммиграция в Новую Зеландию, где были написаны романы « В поисках Родины» и «Сор из избы». 

Изданный в 2011 году, сборник повестей и рассказов, также, включает в себя тексты песен и романсов, положенных на музыку. 

В настоящее время готовится к публикации еще одна книга автора. 

Фаина Зильп 

В Мельбурне с 1997 г. В родном городе Винница закончила художественную школу. Начала писать стихи в 18 лет при подготовке к экзамену по психологии, обучаясь в педагогическом институте, где получила специальность ‘‘руский язык и литература’’. Преподавала дизайн и художественное оформление в выпускных классах средней школы. В Австралии освоила в университете профессию социального работника. 

Печаталась в Мельбурнских изданиях: газете ‘‘Панорама’’, журнале ‘‘Менора’’ и в сборниках: ‘‘Встречи’’, ‘‘Под небом Австралии’’, ‘‘Со мною вот что происходит’’, “Друг другом мы окружены” и «Витражи». 

Мария Пасика 

Hодилась в городе Харькове, закончила ХГУ, по образованию математик, по натуре мечтатель и любитель пофиласофствовать. Работа над стихами это увлечеие, и отдушина, а источник вдохновения и главное дело – любимая семья.

Юлия Леонтьева 

Родилась и училась в Одессе. По профессии музыкант. В 1990 году эмигрировала в Мельбурн. Автор афоризмов, рассказов и песен. Неоднократно публиковалась в различных австралийских изданиях. Участник и финалист многих литературных конкурсов. Получила специальный приз за «краткость – сестра таланта». Выпущен сборник афоризмов «Приподнимая вуаль», а также аудио альбом с песнями «Такое дерево». 

СОРНЯКИ 

Мои о флоре знания узки – 

Не заслужили громовых оваций. 

И крайне изумляют сорняки 

Умением повсюду приживаться. 

Не избежать докучливой возни: 

Спровадишь – чуть поодаль 

пустят корни, 

Дадут приплод. Да, ну и как без них? 

Где пышный двор – там селится 

и дворня. 

Раз сам силён – других не обижай! 

Но эти всё дурят и строят рожи, 

Сородичей, дающих урожай, 

Рассчётливо, со вкусом обезвожив... 

КАК ПИСАТЬ? 

Ну, как писать, когда сплошное лето, 

Когда теряешь нюх, от пуза сыт, 

Когда зверей, и тех не держат в клетках, 

И болтовню никто не запретит! 

О чём писать – вот нависают тучи, 

Вот капли зашустрили с потолка? 

Как водится, строитель 

был халтурщик – 

Престиж блюдут, а лепят кое-как! 

Зачем писать без дела и некстати? 

Воды и так полно – грибной сезон! 

Кому писать – так крепко спит читатель, 

Не разбудил бы песнями Кобзон! 

Я с быстротой шкодливого терьера 

Ныряю в «Плазу», душу отвести! 

Ищу пальто, крутое, по размеру. 

Где драма – там и тема, там и стих! 

ОБИДА 

Застарелая обида, 

Как прореха у нерях, 

Застарелая обида 

Застряёт в моих дверях. 

На меня привыкла зыркать, 

Будто я у ней в долгу. 

Я, как мячик – от резинки, 

От неё не убегу! 

Не показывает виду, 

Как другим не дорога, 

Застарелая обида, 

Саблезубая карга! 

КРИТИКАНАМ 

Свой предел и срок у всякой вещи. 

Искушённым взглядом не ищи 

На асфальте выбоин и трещин, 

На лице у встречного – морщин. 

На один свой ум не делай ставки, 

В скороспелой критике горяч, 

И пускай чужие бородавки 

Лечит косметолог или врач. 

Ухмыльнётся сказочная даль тем, 

Кто с излишком чёпорен и строг. 

Изучая трещины в асфальте, 

Собственных не вымостишь дорог. 

ДОЖДЬ 

Блёски на стекле, 

Али гость непрошенный? 

Сыпь-ка посмелей 

Из горсти горошены. 

Зазвени в ушах, 

Как хрусальный колокол. 

Пьём на брудершафт – 

Налевай по полной-ка! 

Афоризмы 

- Мог бы и дальше быть на короткой ноге, но устал стоять на коленях. 

- У каждого своя неправда, только правда одинока. 

- Придурок ещё не дурак, но уже с ним заодно. 

- С каждым разом совесть мучила всё изощрённей. 

- Дурной тон - это только небольшая часть многотональной человеческой палитры. 

- Если другим надоела твоя жизнь то, по меньшей мере, постарайся их понять. 

- Человека зажали между прошлым и будущим. 

- Пьедестал развалился от давления сверху. 

- Глубоко по человечески мне вас жаль, а так вообще-то нет. 

- Чтобы остаться верным себе приходится изменять всем остальным. 

- Для достижения моей цели ваши средства тоже хороши. 

- Если вы не пользуетесь авторитетом то им воспользуется кто-то другой. 

- Мог бы и дальше быть на короткой ноге, но устал стоять на коленях. 

- Неизменное чувство юмора: как не было его - так и нет. 

- Счастьем надо было-бы поделиться, но жалко. 

МАМЕ 

Прохладная ладонь на лоб легла, 

И боль, сдаваясь, плавно отступила. 

А маленькая женщина ушла, 

И тихо двери за собой прикрыла. 

Я силилась понять и не могла, 

Как-будто снова в детство окунулась! 

Когда ложилась – бабушкой была, 

А маленькою девочкой проснулась! 

Все так же тихо тикали часы 

На книжной полке в комнате уютной. 

Все так же кошки длинные усы 

Топорщились на кухне многолюдной. 

И мамы нет, и мне за пятьдесят! 

Я в чудеса давно уже не верю. 

Но тикают часы, шаги звучат, 

И пахнет детством 

за закрытой дверью. 

Я всматриваюсь в темный коридор, 

Позвать хочу, боюсь, молчу упрямо. 

Из кухни приглушенный разговор – 

Не мама, нет, сверковь, 

и все же, мама! 

ПОДРУГЕ 

Смерть приоткрыла двери осторожно, 

И, незаметно, подступила грусть. 

И вот, уже судьбу потрогать можно. 

Дотронусь, и лицом к ней повернусь. 

Перечитаю все страницы с первой 

И до последней, горестной, строки, 

И выражу отчаянье, наверное, 

Неловким жестом, брошенной руки. 

Жила иль не жила – свеча горела! 

Не все ли вам равно, и мне сейчас, 

Что душу выжигала до предела, 

Что свет сиял, невидимый для глаз? 

Все это непонятно, непривычно: 

Меня уже не будет поутру. 

А лист осенний будет, как обычно, 

Беспомощно кружиться на ветру. 

И, как всегда, придет дождями осень, 

И будет детский смех тепло дарить, 

И солнца луч прорежет неба просинь 

Для всех, кто будет по земле ходить. 

* * * 

Полууставшие черты, 

Полуохрипший голос в трубке, 

Полузабытые мечты, 

Полупрощенные поступки. 

Полужелание вернуть, 

Полувозможность не увидеть, 

Полунеискренняя суть, 

Полустаранье не обидеть. 

Полунадежда на повтор, 

Полубоязнь повторенья, 

Полупопытка прежних ссор, 

Полулюбовь, полусомненье. 

Это небо – как пейзаж сам по себе: 

Тучи жмутся островами на воде 

И кучкуются, спеша, в архипелаг, 

Не суля своею пасморностью благ. 

А под этой фиолетовой грядой 

Отражения проходят чередой; 

Фантастические тянутся леса, 

Отделяет их от моря полоса 

Заградительная – красною чертой. 

Облака спешат внизу на водопой, 

И светлеет к горизонту эта синь, 

Отгорев багряным золотом. Аминь. 

И оранжевость отсветов – на домах, 

На деревьях – их реальность 

будит страх 

Заземлённости обычной. Там, вдали, 

Чудеса инопланетные легли 

Ослепительностью красок на панно, 

Но мазки его застыли не давно, 

А текуче-акварельны, счастья знак, – 

И не высохнут, не высохнут никак! 

* * * 

Легко сходиться бы с людьми 

И расставаться так же просто, 

Не торопить до встречи дни, 

Внимая дум родству и сходству, 

Так тянут влагу камыши, 

Лишь постепенно жить умея 

И вслушиваясь в рост души, 

Звучащей звонче и вернее. 

Возвысим сердце и строку, 

В себя, как в небо, углубляясь 

И мыслящему тростнику – 

Природе всей уподобляясь. 

* * * 

Я от внезапных строк – 

Как пылинка в луче. 

Не надышаться впрок? 

Не продохнуть – вообще... 

Сузит так горло страх: 

Под стопою – обрыв; 

Ввергнуться в смертный прах? 

Взлёт – над собою взмыв! 

И опасений нет: 

Возбужденье несёт – 

И ослепляет свет; 

Он же – меня спасёт. 

От вознесенья вдруг 

Станут глаза сухи. 

Мук разомкнётся круг! 

...Пишутся так стихи. 

* * * 

Не дай мне Бог сойти с ума! 

А.С. Пушкин. 

Старенье – перечень потерь 

Возможностей. Что нас спасает, 

Когда уж приоткрыта дверь? 

Как слух и зренье угасают! 

Сквозит из сфер небытия. 

Подвижность мысли, тела слабнет. 

Ещё ведь молодая я! 

И старость ждуть себя заставит. 

Подольше б ей не доверять, 

Всевластие с душой сверяя! 

Я только память потерять 

Страшусь: себя тем потеряю... 

Голый 

Голый... Я опять бреду голым по многолюдной улице. 

Я снял с себя всё до самой кожи, что бы побыть тем, кто я есть. Бегущие мимо меня люди одеты в разные одежды, у них разные настроения и выражения лиц. 

Они в масках и знают, что настоящих их никто не видит. 

Это придаёт им силу, объединяет в поток и даёт им будущее. 

Многие шутят, и даже остроумно; обаятельные занимают трибуны, затаскивая в своё магнитное поле проходящих мимо; для благородных открыты просторы площадей, для тёмных - узкие закоулки, для влюблённых - гандолы на воде. 

Они с лихвой получают всё необходимое для своих ролей. 

Моя нагота, похоже, заметна только мне. 

Мимо проходят маски, не обращая на меня никакого внимания, я их даже не раздражаю. 

Каждый занят своей ролью. 

Безразличие хлещет по мне, как кнутом. 

Мне больно, я истекаю кровью. 

Кровавый след остаётся также незамеченным, и на площадях, и в тёмных улочках, и в прекрасных гандолах. 

Я доплёлся кое-как к своей одежде, прикрылся ею, и стал такой же маской, как и все. 

Со мной стали здороваться и реагировать на меня в соответствии со своей ролью. 

Маскарад в разгаре. Жизнь продолжается. Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

12 

Мельбурнское Литобъединение «Лукоморье» 

Владимир Топер 

Родился в г. Ленинграде. После учебы в техникуме и службы в армии окончил Ленинградский институт авиационного приборостроения по специальности инженер-электрик. Работал сначала по специальности, а потом на административных долж-ностях на различных предприятиях города. В 1996 г. эмигрировал в Австралию. Стихи печатались в различных периодических изданиях и литературных сборниках. 

Людмила Рубан 

Родилась в Хабаровске. Еще ребенком с родителями переехала в Молдавию. 

Там закончила Музыкально-Педагогический университет по классу фортепьяно. Работала в школе преподавателем музыки, руководила хором. Печаталась в прессе. В Австралии с 1994 года. Закончила Мельбурнский университет по специальности «Дошкольное воспитание», а затем Академию Гипноза с присвоением квалификации врач- психотерапевт, гипнотерапист. 

УЛЯ 

Документальная повесть (отрывок) 

На самом деле все её звали Шурой, Шурочкой. А я, как рассказывала мама, тогда не могла выговорить таких сложных «ш» и «р» и звала свою тётю просто — Уля. Потом, когда уже выговаривала, всё равно называла её Улей. 

Наша Уля всегда была красавицей, как вспоминала о своей сестре моя мама и всё то время, как её помню я. Такая голубоглазая, с пышной копной золотых волос — и на лице ни одной морщинки, голос мягкий и очень молодой. А ещё она была чудной рассказчицей. 

Я уже жила в Финляндии и в Петербург только наведывалась, но обязательно звонила Уле. Она подробно расспрашивала о моей нынешней жизни, а потом неожиданно начинала вспоминать... 

И я попадала на её спектакль — по телефону: Уля в лицах рассказывала какую-нибудь историю из своей жизни. Я стала записывать эти рассказы. Вот так и получился небольшой дневник моих встреч с воспоминаниями Ули. 

март 1991 г. 

Из телефонного разговора: 

— ...Говоришь, ещё холодно у вас там в Финляндии? Ну это разве холод... 

Детское «прощай» 

…Начало 1942 года, Ленинград весь оледенелый, мёртвый. Из родных остались в живых только мы с твоей мамой. Зина-то тогда была ещё маленькой, только семь исполнилось, и я на правах старшей сестры должна была всё решать за нас двоих. Измученные голодом, холодом и какой-то болью безысходности — умерли брат Толя, бабушка, наша мама, так и не было вызова от отца, который ещё до войны уехал в Магадан руководить строительством завода, — без раздумываний решила: поедем через Ладогу на Большую землю вместе с эвакуирующимся Педагогическим институтом, в котором я училась на третьем курсе. На сборы дали три дня. 

В большой чемодан положили все тёплые вещи. Во внутренний карман пальто я спрятала все документы и мамины украшения. Чемодан мы поднять не могли, какое уж тут — нести до вокзала. С помощью ещё оставшихся в доме соседей взгромоздили его на санки. Пошли пешком на Финляндский вокзал. Я тащу санки с чемоданом, а Зина сзади еле идёт, заплетаясь в валенках большего размера, а рукавичками всё глаза трёт — плачет. Помню, рукавички ей бабушка связала на день рождения, красные... И тоже большие такие — на вырост, видно, вязала. Шли медленно — оттого и долго. С улицы Римского- Корсакова до Финляндского вокзала путь дальний. В очередной раз обернулась, а Зины нет... только сугробы серые и чёрные... 

Вглядываюсь, а на одном сугробе два красных пятна. Подбегаю, смотрю, а это Зина сидит на корточках, сгорбившись. 

Я ей говорю, а сама слёзы глотаю: 

— Зиночка, ты что это, опоздаем же... 

А Зиночка: 

— Ножки идти не хотят, я-то очень хочу, а они не хотят... 

— А кто у нас актрисой хочет быть? А актрисы должны быть выносливыми, терпеливыми... Пошли, Зиночка... 

Она поднялась и пошла, медленно, но пошла. 

Дошли до вокзала. Пока я бегала, выясняя, в каком вагоне нам ехать, чемодан у нас украли… 

Да сама виновата, на ребёнка обессиленного оставила… Так мы и остались без всего. 

…Доехали до станции Ладога, темно, холодно. Стали садиться в открытые грузовики. Военные помогали, дети ведь все были обессиленные, безразличные ко всему, укутанные во взрослые одежды… 

Проинструктировали, мол, если что (а «что» — имелось в виду, если бомбёжка или лёд не выдержит), надо выпрыгивать из грузовика, потому и открытый грузовик-то, чтобы легче было спасаться. 

…Ехали медленно… 

Зина на холоде всё время засыпала, приходилось её будить. А тут крики, сквозь всю эту давящую немоту и темноту! 

Машины замигали фарами, а наша скорость будто прибавила. Все за борт высунулись… 

А там… по правую сторону — огромная рваная черная прорубь кричит детскими голосами… а мы продолжаем ехать, ведь если остановимся, то и мы под лёд уйдём… Смотрю, а там, в проруби… до сих пор, когда вспоминаю, разум мутнеет… в этой черной пасти — детская красная рукавичка… Я Зину к себе прижимаю и кричу — не помню уже, что и кричала… 

Она ли отдала своё тепло, своё последнее, детское «прощай» или кто-то другой, не знаю... но у Зины осталась только одна рукавица. 

Потом долгие годы ко мне приходил ужасный сон: черная пасть, заглатывающая кричащую красную рукавичку… 

сентябрь 1994 г. 

Из телефонного разговора: 

—…Да всё бы ничего, но лекарства подорожали в аптеках, вот, говорят, надо есть чеснок и лук, а я же лук не могу есть, хоть и вернул нас этот лук к жизни… неужели не рассказывала? 

Горькое счастье 

Ну я же рассказывала тебе как-то про Дорогу жизни через Ладогу? Мы доехали до Большой Земли! Всем сразу же выдали похлёбку какую-то и по краюхе хлеба, она тогда казалась нам такой огромной. А дальше кто куда поехал. Мы же отправились к родственникам в Калининскую область. Добрались с грехом пополам до деревни Гончарка, так она тогда называлась. Посмотрела тётя Маня на нас, еле стоящих на ногах, голодных, не похожих на деревенских и буквально приказала срочно в баню вести. А потом, к нашему удивлению, в амбаре пустом закрыла. Через полчаса принесла немного каши теплой и опять на замок нас. Кашу одним глотком съели, а есть ещё больше захотелось! Стали в амбаре все углы осматривать — ничегошеньки! И вдруг — мешок с репчатым луком! Представляешь, сдирали кожуру и ели как яблоки! Плакали и смеялись от радости, что остались в живых. Я тогда Зине и говорю: «Знаешь, мы же с тобой счастливые и теперь всё у нас будет хорошо!» А Зина морщится, вздыхает и шепчет: «Горькое какое-то счастье…» 

лето 1996 г. 

Из телефонного разговора: 

—…Спасибо, спасибо, чувствую себя… ну как может себя чувствовать пожилой человек… Знаешь, вот сплю очень тревожно, всё сны какие-то, сны… но я верю в сны… 

Сон на двоих 

Помню, это было летом сорок второго… 

В Гончарке мы стали обживаться — приходить в себя. У тёти Мани было пятеро детей и хлеба для всех не хватало, а тут, на наше счастье, меня через сельсовет определили в соседнюю деревню Лбово учительницей младших классов, а Зину взяла к себе в семью Настя — молодая женщина, вдова, муж погиб в самом начале войны. У неё была двухлетняя девочка, так вот семилетняя Зина стала няней для маленькой Веры и помощницей Насти по дому. Там же Зина и жила. 

Продолжение на стр.13

ЖИЗНЬ - ИГРА, 

ПОХОЖАЯ НА ШАХМАТЫ 

Нам кажется порою, 

Что жизнь прошла не так. 

Что правит рок судьбою, 

А мы лишь пешки, как. 

По полю нас тасуя, 

Проносятся ферзи, 

И лошади гарцуя, 

Теснят нас спереди. 

Слоны, нас топчут сзади, 

Ладьи наперерез… 

Чуть зазевался – съели 

И все - тебе конец. 

Так в жизни и бывает: 

Прикажут «Короли» 

Фигура выбывает 

Навечно из ИГРЫ! 

СЕКРЕТЫ 

СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ 

Мой друг, скажи мне почему 

С женой я спорю поутру? 

И продолжаю спорить днем, 

Хотя все споры ни о чем. 

Как друг, рецепт ты подскажи 

Своей безоблачной любви. 

О! Это просто! Ведь всегда 

Все возникает с пустяка. 

А чтобы не было причин, 

Решаю все подчас один. 

А что касается жены- 

Проблемы мизерны, сравни! 

Ну, например, как не проспать? 

Где лучше мебель нам достать? 

Где отдыхать, где жить, где спать? 

В какой колледж детей отдать? 

А значит, нет у нас причин 

Для многих споров. Уловил? 

И я доволен и жена. 

И в доме часто тишина. 

Вот это да! Хорош совет! 

А ты решаешь или нет? 

Что за вопрос? Конечно, Да! 

Мои весомы все слова! 

За все правительство подчас, 

Решаю я вопрос сейчас. 

Как бедным странам помогать? 

Куда нам бомбы все девать? 

С кем воевать и с кем дружить? 

Кого помиловать ... казнить! 

И в этом смысл есть большой. 

Ведь ты согласен же со мной. 

ПРЕВРАТНОСТИ ПОГОДЫ 

Целый день сегодня непогода, 

Целый день опять идут дожди… 

Ты не злись, такое время года. 

Лучше успокойся, подожди! 

Будет день, когда погода жарка. 

Все раскалено, с трудом дышать. 

От погоды ты не жди подарка, 

Это также надо переждать. 

Если за окном бушует буря. 

Если выйдешь и не устоять 

Не печалься, такова природа, 

Надо только научиться ждать. 

И дождешься ты своей погоды, 

Будет и Фортуна у тебя, 

Потому что бури и невзгоды, 

Не бывают долго, никогда 

МОЙ ГОРОД 

Мой город, я горжусь тобою! 

Я счастлив тем, что довелось в нем жить! 

Санкт-Петербург, пленяешь ты красою 

С Венецией, Пальмирой не сравнить! 

Ты был заложен на болотах топких: 

Гряда каналов, островов не счесть, 

И Петр I, несмотря на уговоры, 

Столицу повелел раскинуть здесь. 

Ты город наш, столица интеллекта, 

Культуры, Славы – центр мировой. 

Красив и горд, непокоренный в бедах, 

Стоишь, любуешься широкою Невой. 

Чудесен ты в любое время года: 

Туманной осенью, заснеженной зимой 

И жарким летом, ночью осветленной, 

В струях фонтанов нежною весной. 

Какие имена здесь побывали 

И жили долго на брегах твоих, 

И Пушкин, Достоевский, сам Державин, 

И Грибоедов медленно ходил. 

И будешь ты всегда в сердцах народа, 

Поклонников твоих не перечесть, 

Ведь без тебя не мыслима Россия. 

Так было! Будет!! Так оно и есть!!! 

ГРУСТНЫЕ СТИХИ 

В осеннем вальсе кружит лист 

И холодно с утра. 

На небе тучи, воздух чист, 

А впереди зима. 

Поля пусты и скошен луг, 

И пусто все вокруг. 

Мне очень грустно без тебя: 

Любимый, нежный друг. 

МАМИНЫ РУКИ 

Обними меня мама покрепче, 

Дай мне истинный ласки глоток. 

Я почувствую снова, как прежде, 

Беззаботного детства виток. 

Разреши целовать твои руки, 

В складках милых морщин глубина 

И всплывают волшебные звуки 

Материнской любви и тепла. 

Мы извечно в долгу перед Вами, 

Нелегко это в тридцать понять… 

Ты прости меня милая мама, 

Разреши мне поклон свой отдать. 

ОСЕНЬ - ЖЕЛТОГЛАЗАЯ КРАСАВИЦА 

Осень желтоглазая красавица, 

Я любуюсь взгляд не отводя, 

Мне в тебе безумно много нравится, 

Я не скрою, влюблена в тебя! 

Дорогая, милая кудесница, 

Дятел отстучал прощальный марш. 

До свиданья милая затейница, 

Ты надежду встречи снова дашь. 

Скоро зимний дух подует с севера, 

Налетят жестокие ветра. 

Опадут, зачахнут листья с дерева. 

Снова год я буду ждать тебя! 

Елена Лапина-Балк 

Родилась в Санкт-Петербурге. Закончила ЛИТМО (Ленинградский Институт Точной Механики и Оптики) факультет «Квантовой физики», одновременно отделение журналистики ФОП. В настоящее время живет в Хельсинки. 

Участник многих коллективных сборников как в России, ток и зарубежом. 

Член финского ПЕН-клуба. Руководитель международной творческой ассоциации «Тaivas». Руководитель проекта и гл. редактор литературного альманаха русскоязычной мировой диаспоры «Под небом единым». Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

Продолжение. Начало на стр. 12 

Лбово было за восемь километров от Гончарки — каждый день не находишься. Вот и поселили меня там у одной одинокой женщины. С Зиной виделась только на выходные — то я к ней приходила из Лбова, то она ко мне из Гончарки. Шли по лесу, так быстрее было. Предупреждали, что в лесу скрываются дезертиры, а мы всё равно через лес… скучали друг по дружке страшно! 

В школе объявили каникулы, и мы решили, что Зина придёт ко мне и неделю у меня поживет. Смешная она была в детстве — всё танцевала или пела разными голосами, одно слово — артистка. Я её стала немного к школе готовить. Не прошло и недели, Зина заболела. Заболела дифтеритом — температура под сорок, задыхается… 

Больница была в Поповке, в соседней деревне, ехать до неё семь километров. Зина в бреду, везти нужно на телеге. Обежала несколько домов, везти некому, говорят: «Поезжай сама, Шура, Зину поможем перенести. И телегу мы тебе запряжем». А я, городская, с лошадью-то справляться не умею. Об этом только на секунду задумалась, а как взглянула на Зиночку, в жару и без памяти лежащую, взялась за вожжи. Поехали… 

Мне сказали, что дорога сама приведет в Поповку... Но начало темнеть — и лошадь вдруг остановилась перед ручьем. Соскочила я с телеги, смотрю в ручей — совсем не глубокий… и другой берег так близко, а там огоньки горящих окон чуть ли не кричат: «Скорее, скорее…» Думаю — переедем, ерунда. На середине ручья лошадь распряглась. Зина, укутанная, на телеге без сознания лежит, я реву от бессилия. Выпрыгнула я из телеги и бегом в деревню за помощью. Скоро Зину доставили в больничный барак, там ещё семеро детишек — тоже с дифтерией. Доктор сказал, чтобы завтра не приезжала, ни к чему это, я же учительница, должна понимать, заразная болезнь-то... Той же дорогой я и уехала. 

Следующий день места себе не находила — как там Зиночка? А ночью она мне приснилась. Стоит на каком-то зелёном-зелёном берегу, руки ко мне тянет и кричит кому-то: «Нет, я не могу с вами, я с Шурой, с Шурочкой хочу…» 

Проснулась я в холодном поту, еле утра дождалась — и пешком прямиком в Поповку! Врач как-то странно посмотрел на меня и говорит: «В рубашке, ей-богу, в рубашке сестричка твоя родилась! Будет жить!» А я бабушку нашу сразу вспомнила: она, умирая, плачущей над ней Зиночке сказала: «Я за тебя, деточка, и на небесах буду молиться…» 

Вошла я в барак, а там только Зина… Оказывается, другие дети вчера и прошлой ночью умерли… 

Зиночка пыталась улыбнуться, радовалась, что я пришла. Хрипло, но начала говорить: 

— Шурочка, а знаешь, я во сне всех наших видела — бабушку, Толю и маму, они меня звали, говорили, что у них там хорошо, а я… я сказала, что с тобой хочу быть, вот и не пошла к ним… Ведь тебе было бы без меня скучно, правда? А от папы вызов пришёл? 

Вот так мы с Зиной увидели один сон. 

Зина поправилась быстро. Осенью она начала учиться, но только приезжала в школу ко мне два раза в неделю. 

От отца пришёл вызов на Колыму только весной сорок третьего… 

Послесловие 

Уля умерла в 2005 году в психиатрической больнице на Пряжке. Петербуржцам не надо говорить, что это за больница, — все знают, что это «ужасный сумасшедший дом». После смерти мужа, моего дяди, она жила одна, а мы, родные и родственники, её просто навещали. Однажды ночью она открыла окно, стала кричать и выбрасывать свои вещи с пятого этажа. Соседи вызвали «скорую», и её увезли. Моей двоюродной сестре, её дочери, сообщили об этом только на следующий день. В палату к Уле сестру пустили только через неделю. Улю обрили, и её трудно было узнать, лицо — одни огромные голубые глаза. Она, похоже, никого не узнавала. Всё время прощалась и говорила, что ей некогда и она ждёт телефонного звонка. Она сворачивала из полотенца подобие телефонной трубки, накрывалась простынёй и начинала говорить. Говорила она всегда с двумя одними и теми же воображаемыми мужчинами. 

— Да, это я. Владимир Владимирович, я очень рада вас слышать, — она приоткрывала простынь, подносила палец к губам: 

— Тссс, это Путин! — вновь закрывалась и продолжала: — Я чувствую себя неплохо, да. А вам спасибо за пенсию, да, получила, и блокадную надбавку, да. Хватит, теперь хватит… нет, больше ничего не надо… хотя… очень нужны красные варежки, а то у Зины одна куда-то пропала. Завтра? Конечно! Я? Свободна! Звоните, буду ждать! — Потом, опять освободившись от простыни: — Я занята, не беспокойте меня… 

— Коленька, это вы? Коленька Басков… Ну конечно, слушала ваш концерт от начала до конца! Коленька, вы чудо! Да, пожалуйста, если не трудно, из «Мама Лючия»… 

Потом она аплодировала до вечера… 

Уля так никого из родных и не вспомнила, умерла она через 8 месяцев. 

13 

Финляндия 

Николай Лукка 

Автобиография предполагает ответ (хотя бы частично) на вопрос: «Кто ты такой?» – не так ли?.. В одном из своих трактатов Альбрехт Дюрер* сказал: «Что такое красота – я не знаю». Так вот, перефразируя Дюрера, скажу: кто я такой – я не знаю. И нет у меня (и во мне) ничего такого, о чём бы я с полной уверенностью мог сказать: это – моё. Тело я получил от родителей, имя – тоже (могли бы назвать не Николаем, а Иваном или Петром). Может быть, душа – моя?.. Нет! и та – Божья. Родился я в 1948 году от рождества Христова. Можно предположить, что я раб Божий. Вот всё, что я могу сказать о себе. Стихи, возможно, к этому добавят что- либо, если смогут. 

Надежда Жандр 

Родилась, выросла, училась в Ленинграде. Образование – филологическое: немецкий язык и литература. Продолжила обучение в Финляндии, в университете г.Вааса: немецкая литература и литературоведение Считаю, что главным в поэзии является музыка. Руководитель проекта антологии «Небо без границ». 

Член общественного редакционного совета альманаха «Под небом единым» (поэзия, проза). 

Шёпоты 

Стакан со слезами выпью. 

Усну в долине ночей. 

Бездомен. Почти ничей 

кричу заболотной выпью. 

И только благая лебедь, 

сложив в изголовье руки, 

и стоны мои, и муки 

потянет в подзвёздный невод. 

* * * 

«Острый запах гиацинта-мертвеца 

и тантрические танцы подле 

Ирода дворца, 

и железный островерхий мой венец, 

и оконной гильотиною - конец...» 

«Божья Матерь во Владимире живёт, 

чёрной кровью да по просеке 

расстрелянной... 

клеит травы, клеит, метит...» 

«Господин, не приколачивай меня! 

Как на башенке огня-скакуна 

на решёточке синичка поёт... 

Ой, синичка, потуши, потуши! 

Ой, синичка, полетай, полетай!» 

«Как надели мне на голову мешок, 

как зарылся я в песок - и затих, 

как закрылся на замок - и забыл...» 

«А в светёлочке девИца-койот, 

а у дЕвицы бальсая коса, 

а у девицы червонны глаза, 

размахнётся - птицы-фениксы, 

руки-мельницы... 

Ой, не надо мне, не надо, не на...» 

* * * 

Что встрепенувшихся вечером стаи 

воронов чёрных очами играют? - 

Нет, мои люди, нет ничего. 

Только простор у коня моего. 

Кто за калиткой с собачьими лапами 

воет и лижет, и рвётся нахрапами? - 

Нет, мои люди, нет ничего. 

Только простор у коня моего... 

Изобретатель колеса 

Изобретатель колеса, 

ты помнишь ход неумолимый 

колец Сатурна, вёсна, зимы, 

калейдоскоп, нерайский сад 

в падении плодов и капель? 

И вот – прозрения печать: 

всё повторится, всё опять 

омегой змея скрутит кабель. 

И половицей скрипнет твердь 

судьбы игрушечного дома, 

и вестник ветер так знакомо 

качнёт рассохшуюся дверь. 

Толчок пружинки часовой, 

и, кажется, близка свобода, 

но туго механизм завода 

круг ограничит беговой. 

И всё? Привязанным ослом? 

И – жернова перетирают 

зерно в угоду чрева рая? 

И перевозчик бьёт веслом? 

Колесование, рубины... 

Так тихо ходиков сверчок 

неспешной песней увлечёт 

считать титаники и льдины. 

Нет. Хаос бешеных колёс 

сменяют тишины разрывы. 

Там рыбы плещутся, игривы, 

там солнечный урей. Там плёс.

Никола Пуссен* 

Казалось бы, Его герои, боги 

всегда невозмутимы и собой 

довольны, словно страсти стороной 

обходят их, а между тем покой 

обманчив: краски тлеют; тень тревоги 

на донце глаз густеет - и душа 

моя уже волнуется; а Время, 

вдевая ногу в золотое стремя, 

садится на коня и, не спеша, 

в путь отправляется. 

(Оно остановилось, 

когда сознание в картине 

растворилось.) 

Пуссен в себе Аркадию искал. 

А я, ища себя, иду к Пуссену! 

Брожу вокруг замшелых, серых скал; 

любуюсь озером. Когда Октябрь сиену 

разводит на стекле стоячих вод, 

а облако, оплавившись, течёт 

по горизонту огненной рекою, - 

пишу. Стихи - свободы и покоя 

защитники!.. Но вот промчался день - 

и на сердце легла тревоги тень. 

Май 1993 

______________________________ 

*Никола Пуссен - великий французский художник (1594 - 1665 гг.). 

Ливень 

Листья разом зашумели! 

Прожужжал над ухом шмель, и 

вбок куда-то стрекозу 

ветром отнесло; грызун 

мелкий (мышка полевая!) 

пискнув, бросился в траву… 

Нет, грибов не наберу! 

Хлынул ливень; поливая 

скалы, землю, он меня 

тоже мочит!.. Семеня 

ножками, бежит лисица… 

Что такое?.. Или в ситце 

неба голубого брешь 

как-нибудь образовалась? 

Не пойму я, хоть зарежь!.. 

Гром небесный! Разорвалось 

облако напополам?! 

Этой роще и полям, 

и скале гораздо легче: 

со скалы вода стечёт, 

а земля – впитает… Ч-чёрт! 

мокнут голова и плечи! 

Курточка уже к спине 

прилипает, а в ботинках 

хлюпает вода. Поди-ка 

разберись: я стал пьяней 

пьяного, хотя и трезвый!.. 

В голове – пожар!.. 

Я резвый! 

Ничего! я побегу!.. 

Мокрая тетрадь – к молчанью 

принуждает... 

Дома – к чаю! – 

я оладий напеку… 

Кирпу Людмила 

Родилась в Советском Союзе, училась и работала в Ленинграде. Образование гуманитарное. Печатается в периодических изданиях Хельсинки - поэзия, переводы с финского. С 1991 года проживает в Финляндии, г. Хельсинки 

Победитель поэтического конкурса «Пусть нам станет родиной дорога, 2007г. (Германия, Мюнхен). 

Из цикла «Собой заполненное слово» 

Вдохновению 

Странная тайна 

в голосе этом... 

Словно закат 

повстречался с рассветом 

и распахнул 

закрытые двери, 

чтобы проверить — 

жива ли душа ещё?.. 

Живы ли чувства?.. 

И в комнате той, 

где давно уже пусто, 

вдруг на стене 

заплясали тени. 

Тени забытых 

сердцебиений... 

Знаешь, мой голос, 

лучше не надо! 

Ночь наказаний, 

утро награды — 

всё это было... 

А может быть... будет?.. 

Нет! Разум, проснувшись, 

чувства остудит. 

Не соблазняй меня, 

милый проказник. 

Я — только будни. 

А ты — это праздник! 

* * * 

Я убегаю!.. К словесному блуду 

не прикоснусь — запретное блюдо! 

Искренне верю и очень надеюсь, 

что перестану нести ахинею... 

Это было вчера... 

Эти мысли — вечерни. 

Ну, а сегодня... 

Сквозь снов своих тернии 

я возвращаюсь... с намереньем — буду! 

К чёрту диету!.. 

Словесному блуду 

вся отдаюсь, отдаюсь без остатка... 

Десертное блюдо, как же ты сладко!!! 

* * * 

Дай, Боже, сил не оступиться, 

увидев завтрашний закат. 

Устала жить в краю, где лица, 

как маски серые, молчат. 

Устала прятать за улыбки 

непониманье и акцент, 

делить на дань и долг — тот хлипкий, 

тот «корневой» эксперимент *. 

Зачем мне этот паспорт финский, 

когда родная часть души 

______________________________ 

* В конце 80-х—начале 90-х годов бывший президент Финляндии Мауно Койвисто предоставил возможность советским гражданам, имеющим финские корни, вернуться на свою историческую родину. «Корневой» эксперимент — авторскийтермин. Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

14

Юрий Юлов 

(Горбачев Юрий Юрьевич) 

Родился в Мостовском районе Гродненской области в семье учителей-филологов. Детство провел в деревне Ходаки Ивацевичского района Брестской области. Окончил Белорусский политехнический институт (теперь – БНТУ). Живет и работает в Минске. Автор книг прозы «Пьяный материк» и «Экспедитор» (обе – 1999г.), сборников стихов «Монодия» (2000г.) и «Сон-дежавю» (2001г.), сборника басен «Абстрактно о конкретном» (2002г.) Член Союза российских писателей (2002г.) 

В белорусской литературе больше известен под псевдонимом «Юрась Нераток».

ТВАРЬ¹ 

НОМЕНКЛАТУРНАЯ ФАНТАЗИЯ 

Жил на большой (и уж лет двадцать, как чужой) планете человек. 

…Очень просится стереотип «маленький человек», но мастерство рассказчика не в самовозвышении за счет личностей героев или мелкомасштабности событий, не в снисходительной иронии, не в знании нехитрых приемов, способных спровоцировать прогнозируемые чувства. И уж, естественно, не в том, чтобы вместо повествования мудрствовать, отвлекаясь на темы, не имеющие прямого отношения к рассказу. 

Большинство людей уходит после того, как исчезнут следы их активной деятельности. И почти всегда память о нас стирается через два-три поколения. Несколько тысяч разновеликих людей планеты, в разные времена выдернутые из разных наций, – вот и весь потенциал цивилизации, которая в свою очередь не вечна. Наши известность и могущество ограничены временем и кругами, к которым принадлежим. Наши взлеты – толкотня мошкары перед закатом, а звездопад – брызги от сварки, соединяющей прошлое и будущее пылающей электрической дугой. Это не хорошо и не плохо – это так. Мудр тот, кто это понимает, и счастлив тот, кто об этом не задумывается. 

Можно считать, что вышесказанное – успешно пройденный читателем тест на умение складывать буквы в слоги, слоги – в слова, слова – в предложения, предложения – в абзацы. А значит, есть большой шанс, что абзацы сложатся в рассказ, а если повезет, то выяснится, что рассказ состоит не из вышеперечисленных компонентов, а из мыслей, которые в зависимости от глубины и скорости их восприятия, близости к личному житейскому опыту дадут эмоции. Различные по форме, размеру, цвету, звучанию, аромату и прочим характеристикам, позволяющим человеку отличить одно от другого и создавать собственную шкалу ценностей. 

Юрий ЮЛОВ 

А человек некогда был ого-го какой большой и значимый! Чтоб было понятно: самому ему пригибаться перед вышестоящими приходилось приблизительно раз в месяц. Остальное время перед ним у всего города коленки тряслись. За исключением, конечно, тех, кого он и в упор разглядеть не мог. У мурашек и букашек своя жизнь. 

Известно, что образ чиновника у граждан ни в одной стране, мягко говоря, к иконе не приравнен. А номенклатурного – тем более. Но так уж сложилось у людей: чтобы возвыситься, стать во главе, а самое главное – удержаться, необходимо иметь жесткость. Иначе завалишь дело и будешь опять сидеть у обочины жизни и уныло блабланить за рюмочкой о несовершенстве миропорядка. 

И добро бы шанса не представилось, ан нет: вызывают на высокий ковер, предлагают взять вожжи в руки, дают сутки подумать. Откажешься – второй раз никогда не предложат: слух по Системе разнесется, что слабак. А то и в личное дело попадет – тогда уж с гарантией. Таскайся на службу, протирай штаны, перекладывай бумажки. Вместо решения вопросов указывай пальцем на потолок и разводи руками, пока не поблагодарят «за многолетний добросовестный труд» и не укажут ладонью на дверь в никуда. 

Любого нормального мужчину от подобной перспективы трясет, ибо задуман он Господом как рисковый экспериментатор, боец и победитель, что в жизни реализуется карьерой – термином, который традиционно носит негативно-ханжеский оттенок. 

Но ведь зачастую карьерный рост и даже взлет происходит не подло и даже не инициативно, а вполне эволюционно: вызвали, предложили, дали сутки на раздумье. Как ночь перед расстрелом… 

Конечно, солдату генералом стать невозможно, а вот среди штабных майоров встречаются личности, которые вполне успешно могут возглавить дивизию. 

А если ко времени принятия судьбоносного решения семья по толку не сложилась или нелепо распалась, а если детей не было или выросли и живут своей жизнью, то кто ты есть в этом нестабильном мире? 

Так Георгий Константинович занял высокий и ответственный пост. Пришлось, понятно, и тех, кто называл Жорой по-старинке или «Жуковым» в шутку, приструнить, и тех, кто мог с бутылочкой коньяка вечерком нагрянуть, отшить. Чтоб имидж не портили, точнее, чтоб не трепались по коридорам и подворотням: «Да я с самим… Ну вот как с тобой! И даже…» 

За пятнадцать лет много воды утекает – даже Земля больше пяти тысяч раз вокруг себя крутнулась, что о людях говорить? За это время и супруга надежная появилась. Тоже работала в Системе, куда перешла из проектного института. Почти случайно познакомились – на объекте. И бытовые проблемы так прочно и качественно решились, что можно было на них не отвлекаться и днями напролет заниматься делом. Ибо даже отдых заменили мероприятия, на которых в зависимости от расклада и статуса участников нужно было правильно себя позиционировать, чтобы гнуть свою линию. 

Жена Екатерина Павловна была младше на семнадцать лет и боготворила Георгия Константиновича. Есть такие женщины – и сама не пустышка, а всю себя отдаст, всем пожертвует, чтоб поддержать мужа, обеспечить ему, так сказать, прочный тыл. Нередко советы молодой супруги давали Георгию Константиновичу возможность разрулить сложную ситуацию. И женское чутье помогало, и знание Системы, а больше то, что в волчьей яме кроме сырых обсыпающихся земляных стен да клочка неба над головой ничего не видно. Не то, что со стороны. Честно говоря, Георгий Константинович и в грош поддержку супруги не ставил: позволишь себе сентиментальную слабинку в быту, она размазней на работе проявится. А молодая жена на жесткость мужа не обижалась – государственный человек! 

Время шло, работа кипела. Сменилось поколение. Все чаще Георгий Константинович слышал в свой адрес лестные с придыханием слова, чаще стали приглашать в почетные президиумы, брать интервью, печатать, награждать. Уже и вышестоящие не грохали, как некогда, кулаком по столу карельской березы, обшитой бархатом, а мягко указывали, чуть не просили учесть. Чувствовал он, что не к добру это, что надежнее быть конем на переправе и комбайном в поле, чем правильным лозунгом на ярком полотнище или живой легендой. 

Сменится лозунг – и ткань пойдет на ветошь, а от живой легенды до ходячего анекдота – полшага. 

А куда попрешь против естественного хода событий? Поэтому, понятно, взбесился Георгий Константинович, когда впервые публично услышал о себе от зарвавшегося выскочки как о руководителе «старой формации». Даже стёр этого умника в порошок, хоть за ним и серьезные по тем временам люди стояли. Однако тенденция углублялась, мнение формировалось, слухи о возможной отставке ширились. 

Какая, на хрен, «новая формация», когда каждое предприятие, магазин, школа, дом, памятник, аллея, газон, плитка на тротуаре по твоей воле полтора десятилетия строились, модернизировались, ремонтировались, благоустраивались?! Что, Земля квадратной стала, деньги отменили, у людей третья рука выросла, марсиане технологиями поделились, гусаки яйца нести стали?! Мы работаем – спина согнута, руки заняты, в голове формулы не из учебников. А вы нас, неприкрытых ничем, кроме дела, промеж крыльев – колом?! 

В одночасье выдернули Георгия Константиновича из номенклатурной обоймы, как хозяйка вареное яйцо выкладывает из кипящей кастрюльки под холодную воду. И самое подлое, что решилось это во время гипертонического криза, с которым и полежал-то всего две недели. А перед этим пятнадцать лет ни одного раза толком в отпуске не был… 

Внешне, конечно, все пристойно: и регалии, и квартира в элитном доме, и персональная пенсия, и президиумы, и билеты на любые мероприятия. Но как пусто сразу стало! 

Навещали поначалу Георгия Константиновича бывшие сослуживцы из середнячков. Он сразу – приветливо, а потом не сдержится и выскажется: ты, мол, никто и звать тебя никак. Кому нужно унижаться, тем более перед бывшим авторитетным человеком? Мы к тебе – со всем уважением и пониманием, а ты… Вот этого-то «понимания», в котором притаилось сочувствие, Георгий Константинович терпеть не мог. В общем, перестали ходить- докучать. 

Публичные мероприятия, куда приглашали как почетного жителя города, поначалу посещал, а потом надоело – не хотел быть свадебным генералом. Видел он таких, которые, чтобы смягчить падение с большой высоты, после отставки и общественные организации возглавляли, и в политику лезли. А некоторые чудаки начинали любительские стишки писать или на дачном участке морковку окучивать. Относился Георгий Константинович к ним без презрения, однако самому таким стать гордость не позволяла. 

Иногда звонили нынешние козырные тузы. Перед праздниками, а то и напрямую: как, мол, дела, не нужно ли чего? И общими фразами, как по бумажке: ваш опыт очень ценен для нас, углубляя и расширяя созданное вами… Георгий Константинович, бывало, и сам разговор прерывал – будто разъединили. Хотя ждал эти звонки с надеждой. Только знал, что с подобными эквилибрами дела, по крайней мере, серьезного, никто не предлагает. Даже толкового совета никто не спрашивал, хотя поделиться ох как было чем! И по газетам и вживую с болью наблюдал, как нещадно, а зачастую и бездарно перестраивается и сносится то, во что не так давно вкладывал ум, энергию и душу. Да еще видеть эти рожи, которые ради своей игры его, будто пешку, сдали… 

Время шло. Проснется, бывало, Георгий Константинович в плохом настроении и не в лучшем состоянии. Завтрак на столе, все свеженькое, все – как по диете. Зыркнет на Екатерину Павловну, ни слова не сказав, сядет за стол. Ковырнет гречку и отодвинет: «Это на машинном масле или на касторке?» Куснет бутерброд с ветчиной и обратно покладет: «Сколько можно людей этой химией генномодифицированной пичкать?» Походит-походит по квартире, вернется, хлебнет чаю: «Просил же горячий подавать!» 

Набросит плащ, наденет шляпу, возьмет в руки трость с металлическим стержнем внутри, и дверью хлопнет. 

Трость, которую он прикупил сразу после отставки и в шутку называл клюкой, по совести говоря, Георгию Константиновичу для ходьбы и не нужна была. Ноги пока нормально шли, и голова не кружилась. А чтоб видели мерзавцы, что он хоть и не в той силе, что раньше, а поколотить, если что, сумеет. Как-то раз один наглец автомобиль припарковал перед самым носом, хозяин жизни нашелся! И только от того, что обходить надо, злость закипела. А еще и лужа сбоку, хоть обратно поворачивай. Палкой – по заднему стеклу да по поворотникам! Пиши, собирай свидетелей, подавай в суд! Так и делал тот ханыга, да все ничем окончилось: и Совет ветеранов вступился, и суд уважил – проволокитили, а волокиту на себя взяли. 

…Екатерина Павловна, пока муж по городу погуляет, наведет на кухне порядок, на рынок и в магазин сходит, газеты заберет. Не злилась она и не обижалась – понимала и жалела. Хоть жалости, понятно, не выказывала даже взглядом – не потерпел бы Георгий Константинович и не простил бы никогда. 

А он вернется в квартиру, почитает газеты и давай рассказывать, что в городе не так. Уже как единомышленнику. А что-то, бывало, и похвалит, все ж хозяйское понятие при нем. Супруга никогда не спорит, а соглашается не демонстративно. Потому что знает, что муж не любит ни амбициозных спорщиков, ни бесхребетных кивателей. 

Так и жили, пока не приспела торжественная дата – серебряная свадьба. Георгий Константинович к тому времени разменял восьмой десяток, и Екатерина Павловна стала пенсионеркой по возрасту. Гостей собирать ни к чему, да и некого давно: друзья и родственники (и его, и супруги) отдалились, когда он еще управлял городом. Георгий Константинович был в хорошем расположении духа и спросил, какой нужно сделать подарок, чтобы событие запомнилось. 

Тут-то Екатерина Павловна рожки и показала: хочу, говорит, чтоб у нас дома котёнок жил. По-житейски говоря, вопрос плёвый, если бы не принципы Георгия Константиновича: недолюбливал он животных, тем более, таких бесполезных, как коты. Однако с возрастом самые суровые люди становятся компромиссней. Подумал он, что и с детьми у них не сложилось из-за его службы, и что ласки особой от него Екатерина Павловна не видела, и что не все ж самой подчиняться – должен и у нее кто-то в штате быть… Да и словам своим отката давать не привык. В общем, дал слабинку. 

Появился в квартире котенок, точнее, сиамская кошечка, которую Екатерина Павловна назвала Мурочкой. 

Ничего особенно в жизни не поменялось, только к претензиям Георгия Константиновича прибавилась еще одна тема. И Мурочку иначе, как Тварью, он не называл. Хоть интонации были различны в зависимости от настроения. И эпитеты иногда добавлял: могла быть Тварь и ничтожной, и Божьей. 

Когда Екатерина Павловна попала в больницу, пришлось кормить кошку и убирать за ней. При этом Георгий Константинович все время ворчал, а то и покрикивал на Мурочку, а затем долго и тщательно мыл руки с мылом. 

Навестил он жену в больнице. Себе за жизнь ржавого гвоздя не взял, а тут воспользовался правами: положили ее в отдельную палату и лечащего врача назначили, которого она захотела. 

Прошло еще лет десять, и отошла Екатерина Павловна в мир иной. Но и это сумела сделать так, чтоб муж успел привыкнуть и приспособиться. Пока в больницах лежала, он себе что-то и покупал, и готовил. Даже стирать – замачивать, а затем полоскать – научился. И убирал квартиру сам, потому что считал всех приходящих домработниц потенциальными воровками и реальными осведомителями. Хоть и красть особо нечего было, а осведомлять – тем более не о чем и некому. 

А еще Екатерина Павловна один раз в санаторий съездила. Не понравилось ей там, нет. Во-первых, ты там никто – бабуля, и говорят с тобой простыми предложениями и почему-то громким голосом. Во-вторых, отвыкла она за жизнь с обычными людьми общаться, хотя их дом перестал быть элитным и в него активно заселялись нувориши. Однако что с теми, что с этими: разговоры примитивные, идеи высокой нет, мировоззрение приспособленческое. …А те санаторские, которые близки к ее кругу были, слишком много гонору имели. Не собиралась она терпеть всяких! 

Когда уже было ясно, что обратный отсчет пошел на дни, и жена находилась дома под присмотром сиделки, бывшей актрисы, Георгий Константинович примостился на краешек кровати, взял Екатерину Павловну за руку и сказал: 

– А ведь я тебя за одну-единственную улыбку полюбил, Катенька. Помнишь, когда с комиссией автоматическую линию на заводе пневмоприводов принимали? А ты потом больше ни разу так не улыбалась… 

– За эту? – Она усмехнулась сухими губами, глаза ее озорно сверкнули и тут же стыдливо опустились вправо и вниз. – Я перед зеркалом репетировала – очень замуж за тебя хотела, Жора… 

Георгий Константинович тоже улыбнулся и закивал. 

– И по имени ты меня почти никогда не называла. 

– Ты был мой самый главный человек. А добрым ты становился только пьяненький… 

Георгий Константинович хотел попросить за всё прощения, но горло что-то забило, а откашливание представилось нелепее хулиганского свиста. Он торопливо потискал худеющую холодненькую ладошку жены и вышел. 

На похоронах Екатерины Павловны он стоял с каменным лицом. Не сказал ни слова, не проронил ни слезинки. 

Остался Георгий Константинович с кошкой, у которой имя Мурочка с уходом Екатерины Павловны окончательно исчезло. Его безраздельно заменила кличка-определение – Тварь. Конечно, усыпить кошку – не проблема. А память о жене, которая работу ради тебя бросила и детей из-за тебя (да хоть бы и по иным причинам!) не рожала? Которая в лучшие годы и до последних своих дней? Да и свыкся с кошкой уже… А каково одному в пустой трехкомнатке, где только телевизор ерунду суетную несет, на кухне кастрюлька лязгнет-уляжется да настенные часы минуты, как утекающие капли жизни, отсчитывают? 

Георгий Константинович по-прежнему прогуливался с тростью, которая не ломалась и не изнашивалась, – теперь уже для опоры. И видел, что на него не только никто не намеревается покушаться – его как бы не замечают. Не так часто, как раньше, но все же регулярно приходили поздравления и приглашения. Однако если раньше он считал выход на люди в статусе экс-руководителя унижением, то теперь элементарно не знал, как соответствующе одеться – гардероб давно устарел да и размер поменялся: вся одежда большой стала. А главное – не было Екатерины Павловны, которая за него эту мелочевку решала. И которой можно любое свое действие, наблюдение или мысль изложить солидно и непререкаемо. Без нее почти всё потеряло смысл. 

Продолжение на стр. 13 Сентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

Продолжение. Начало на стр. 12 

Он, как и прежде, регулярно читал газеты, но подписку за него оформлял социальный работник, женщина средних лет, которая появлялась три раза в неделю, чтобы немного убрать в квартире, принести продукты из магазина и лекарства из аптеки. 

Он, как и раньше, не думал о деньгах. Однако, если некогда Екатерина Павловна все ж иногда обновляла с его разрешения в доме бытовую технику, мебель, одежду, то теперь он просто складывал деньги в ящик секретера, потому что жил непритязательно, а пенсию и доплаты приносили регулярно. Нагрянувшая денежная реформа не возмутила Георгия Константиновича – он переложил ставшие нумизматической макулатурой купюры ящиком ниже и на рисовой каше невозмутимо дождался очередного пенсионного вливания. 

Без Екатерины Павловны кошка, которая по своему веку тоже была немолода, стала капризной, раздраженной и требовательной. Георгий Константинович относительно легко переносил это днем, ибо самокритично вспоминал собственное раздражение против белого света и ангельский характер супруги, которую ему некогда послали должность и судьба. 

А вот если Тварь поднимала резкий противный вой среди ночи, хрупкий сон мгновенно осыпался осколками, на лбу и груди выступала испарина, а изношенное сердце начинало не только усиленно биться, но еще клокотать и как бы переворачиваться. Тут разум был бессилен!! 

Георгий Константинович сначала шипел, а затем кричал Твари, чтоб та заткнулась. Через минуту вой возобновлялся – он стучал клюкой по шкафу. Потом все-таки приходилось подниматься и загонять кошку за батарею или под диван. 

Когда Тварь наконец успокаивалась, он шел на кухню и брал из холодильника лекарства для сердца, которое жило своей хлопотной жизнью: то почти останавливалось, то начинало отбивать учащенный ритм, то насосом перекачивало кровь так, что было слышно бульканье. Георгия Константиновича это беспокоило только на рефлексивном уровне – сознание ничего не имело против смерти. 

Минуло несколько лет. Умирали представители «новой формации», некогда смявшие его, уходили в отставку те, кто сменил их. Освобожденные места занимали молодые волки, уверенные, что жизнь начинается с них и что можно изменить природу человека и методы управления. 

Появлялись и новые немыслимые проекты, и прогрессивные технологии. Он легко и с долей интереса разбирался в них – и опыт позволял, и высшее строительное образование. 

Георгий Константинович давно привык к стенаниям Твари и даже с юмором ассоциировал их с прежними «накачками», которым некогда подвергался сам и подвергал других. 

Конечно, бывали и спокойные ночи. После одной из таких ночей Тварь не вышла к завтраку. Хозяин после хлопотных поисков обнаружил ее под диваном мертвой. Он слышал, что в последнее время вошли в моду кладбища домашних животных, однако считал это затеей глупой, хотя и приносящей определенный доход городу. 

Преодолевая отвращение, обернул неожиданно длинное и твердое тело существа, с которым прожил почти пятнадцать лет, газетой, затем вложил в большой хозяйственный пакет. В мусоропровод решил не выбрасывать, а отнес к мусорным контейнерам. Долго читал надписи «Металл», «Стекло», «Пластик», «Пищевые отходы», «Ветошь», «Бумага»… Не придумал ничего лучшего, как положить пакет с кошкой перед контейнерами. 

А на следующую ночь умер сам. Тварь не подняла хозяина, чтоб тот принял среди ночи лекарство, как делал это несколько лет, и сердце, беспомощно всхлипнув в последний раз, остановилось. 

Труп обнаружила назавтра соцработница, похороны провели социальные службы, гроб помогли вынести соседи. А через три дня в городской газете вышел шикарный некролог за подписями членов правительства и руководителей городской администрации. Энергичный пятидесятилетний Георгий Константинович пристально и уверенно смотрел с черно-белой фотографии на новые поколения граждан, которые до этого никогда ничего о нем не слышали. 

Где-то в тени высоких кабинетов в тот же день конкретно решился вопрос о присвоении его имени улице в новом микрорайоне города, которыйпродолжалперестраиватьсяирасширяться.

____ _________ _____________ __ ___________ 

Словарь Ушакова: 1. Живое существо (первонач. в религиозных представлениях - то, что сотворено богом) (книжн. устар.). 2. Презрительное или бранное обозначение человека (разг., фам., вульг.) 

Словарь Ожегова, Шведовой: 1. Всякое живое существо (устар.). 2. Недостойный, подлый человек (прост., презр.) 

Викисловарь: 1. Живое существо, создание. 2. Мерзкий, подлый человек 

15 

ПРИЛАСКАТЬ БАБОЧКУ 

Четыре дня назад мы поднялись в Альпы, точнее, во французские высокие Альпы. Переоделись в чистые короткие шорты, надели футболки и забрались на подъемник. После десятиминутного карабкания вверх и потрясывания в горной тишине, где мы глядели вниз на заводь прячущейся в зелени реки, как будто в чехарду играющей со скалами, до меня долетело эхо звона колоколов. Во мне застыл вопрос: нашла ли выход Александра. Ей предоставлялась возможность обмануть или промолчать, уйти от ответа или все забыть. Может быть еще что-то пятое, шестое. Если бы мой спутник Явор знал, о чем я переживаю среди этой мистерической красоты, он, наверное, остановил бы движение подъемника, чтобы меня высадить. 

С Александрой мы подруги с десятого класса, и знаем друг друга как облупленные. 

Алекс, как мы ее звали для удобства, вышла замуж шесть лет назад, но у них с мужем не было детей. В конце концов она помешалась на грудных детях. В карьере Алекс продвинулась: она проводит исследования, публикует их в научных журналах, преподает студентам психологию и единственное, чего ей не хватает в сборке своего личного пазла, это маленького существа – ребенка. Желание стать матерью ее просто преследует. Два года назад Алекс напоминала мне картину „Девушка из Калотинци” художника Владимира Димитрова – Майстора . Ее лицо и тело излучали такое спокойствие, гармонию, свет и упорядоченность, что иногда хотелось выдернуть коврик из под ее ног, чтобы она упала. Всегда и везде Алекс сопутствовал успех. 

Сейчас Алекс похудела, даже подурнела, из ее глаз исчезли чистота и свежесть. Она потеряла сходство с девушкой с портрета. В стремлении иметь ребенка Алекс разрушала сама себя. 

Вечером, перед тем, как тронуться в путь, стоя одной ногой у чемодана и, держа рукой дорожную сумку, я неожиданно увидела на пороге Алекс. Она забыла позвонить, забыла даже проверить, есть ли я вообще в наличности. Я предупредила Алекс, что у нас намечается поездка. Заметила, что ее кожа стала прозрачной, и Алекс выглядит голодной и невыспавшейся. Только переступив порог, она буквально свалилась на первый же попавшийся стул. Дышала глубоко, испуганно и прерывисто. Со стороны было заметно, что внутренне она натянута как струна. Мне было страшно подойти к Алекс. Я дала ей стакан воды и попросила успокоиться. Алекс выпила воду почти на одном дыхании. Жажда! И я поняла, что у молодой женщины существует потребность высказаться. Даже подумала, что Алекс для меня состряпала какую-то историю, которую и Шехерезада бы не сочинила. 

- Я беременна... – произнесла она без малейшего энтузиазма, чтобы я поняла, что забеременела она не от своего супруга. 

- Ты так же хотела забеременеть... 

- Ну, да! И сейчас хочу... 

- Так ты беременна... или нет? Говори, не молчи! Была с кем-то и вот тебе, на! Значит, ты можешь иметь детей! Неужели ты не рада? – пошла я в атаку. 

- Не знаю. На самом деле не знаю. Ребенок должен был быть от моего мужа, но он не от него. 

- Сначала у тебя была проблема забеременеть. Ее уже нет, но появилась другая - ребенок не от твоего мужа. 

- Ты знаешь, мы ведь делали исследования, мы превратились в кроликов, каждый день занимаясь любовью. Но результата – никакого. Мой муж начал шутить, что я преследую его прямо с ножом и вилкой, чтобы... съесть! 

- Ты уверена, что не он тебя? – задаю свой глупый вопрос. 

- Да. В последний месяц мы не были вместе ни разу. Так получилось, что муж, возвращаясь из командировки, сразу поехал к своим родителям, и потом позвонил мне с аэропорта, улетая на семинар. 

- И ты... 

- Я заварила... 

- Кашу... И кто же отец? Конечно же, ты можешь и не говорить мне подробности. Говори, что считаешь нужным. 

- Мой студент. Только не вини меня. 

- Да кто там тебя винит, Алекс. Ты сама себя винишь и наказываешь. Ты скажешь это ему, или сохранишь в тайне? И вообще, что ты будешь делать... с ребенком? Я не нахожу причины не оставить его... Ведь ты столько его ждала! 

- Парень из Сенегала. И вчера он уехал к себе. Не ясно вернется ли он осенью, чтобы продолжить учебу. 

- Он негр...? 

- Да! И ребенок может быть с его цветом кожи! Теперь понимаешь? Я бы его оставила, мой муж вряд ли бы стал подсчитывать точную дату рождения ребенка... Но если он родится не белым... тогда моя измена расцветет как черная роза. Необратимо поздно будет признаваться мужу в том, чего я натворила в его отсутствие. 

- Как легче было бы, если бы ты переспала с белым студентом... 

- Ты ужасная! Ты нарочно меня унижаешь? Сенегал - отличный мужчина! Хочу себе ребенка! Хочу себе и мужа! 

- Кого из двух? Еще чего-то не хочешь себе? 

- И знаешь, что самое странное... самое невероятное... История, происшедшая со мной, как будто не началась случайно. Меня что-то натолкнуло на это. Мои поступки как будто были манипулированы... 

- Это ты кому-нибудь другому расскажи... 

- В марте, после очередной неуспешной попытки забеременеть, я с большим разочарованием и болью возвращалась с приема врача. Мне не хотелось возвращаться домой. Я села в машину и поехала. Дорога была сухая, и я не замечала ни времени, ни километров. Не доезжая до деревни, я услышала звон колоколов. Раздавался успокаивающий звон, как будто созданный для моих ушей. Его звон довел меня до маленькой церкви. Я остановилась. Сначала прошлась вокруг. Наматывала круги, - все не находила смелости переступить через порог. Потом решилась, и вошла... . Внутри церкви было полно икон и горящих свечей. И я так заревела, так запричитала, что моя мука, копившаяся годами, вся вышла наружу. Я даже на пол скатилась в молитве о желании иметь ребенка! 

- Ты... 

- Да. Я молилась. Как Анна, мать Самуила из Библии. Не знаю, сколько прошло минут или часов. Я почувствовала, как чьи-то крепкие руки подняли меня. Я встала на ноги. И с облегчением сбросила с себя свое бремя. Но, поверь мне, в церкви никого не было. Я не видела человека. За церковью было кладбище монахов, ранее живших здесь. Я стала вчитываться в их имена и не заметила, что за березами, а на этом кладбище были только березы, показалась женщина. В длинном черном платье и с белыми-белым лицом... Такого белого лица у человека я никогда не видела. Особенная женщина. Особенная, потому что она мне сказала странные вещи. Спросила у меня, почему я плакала. Я сразу призналась ей: 

- О ребенке. 

- Дети не закончились. Твой ждет тебя. 

- Мы с мужем здоровые, но не можем зачать. 

- И мужчины не закончились. 

- Другой мужчина... Вы мне советуете совершить грех... 

- Ты уже согрешила. Отчаялась. 

- Кто Вы? Что Вы мне говорите... 

- Я ничего не сказала, – категорично ответила женщина в черном, с лицом цвета молока, или даже взбитого яичного белка... Повернулась и, как появилась из-за тонкого ствола дерева, так и исчезла за ним, а затем и за березовой рощей. С тех пор я стала в себе прослушивать наш краткий разговор сотни раз. Былью ли было это, или плодом измученной моей искорки веры. 

- Ты рассказала ему... 

- Я пыталась доверить увиденное и пережитое мной моему мужу, но все не находилось подходящего момента. И вот я дошла до этого. Нашла себе мужчину из мужчин, что не закончились, и у меня будет ребенок, который ждет меня. 

Вот такая ситуация. Еду на подъемнике. Колокола с далекой низины разгоняют туманы. Солнечные очки оберегают меня от взгляда моего спутника, но не и от боли за мою истязающую себя Алекс. Вопрос Гамлета, но в другой расцветке, в какой-нибудь житейский миг встает перед каждым из нас. 

Покачивание закончилось и мы стали карабкаться вверх. Тропинка исчезла, но не исчезло наше желание возвыситься над этими дикими Альпами. Напрасный труд доказать друг другу, что мы дичее них! Какая-то указательная табличка сообщала, что „красивый вид” в двух часах пути, но это для настоящих туристов. А мы фальшивые, что ли? Поля цветов в необыкновенных раскрасках и тонах зазывали нас к себе, подталкивали, содействовали. Синие-синие, сине-блеклые, с точечками в середине, без точечек... Море красок и уханий передвигало наши ноги. Опираясь на палки, мы выбрасывали из организма вредные вещества под видом пота и упражнялись в фантазировании. Уселись на разостланный спальный мешок и засмотрелись на бабочек. Горсти бабочек! Одна из них, в матово- бежевом платьице села на магический указательный палец Явора. Села себе и не отлетает. Не боится. Не шевелится. Смотрит на нас, да и мы делаем то же самое. Взаимное наблюдение. Явор тихонько поднимает другую руку и прикасается к ней. Изящно, нежно, как бабочка. Она не ожидала - помахивает ему дружески крылышками и усиками-антенками. Остается сидеть у него на пальце. Явор снова ее поглаживает. Бабочка перемещается на мизинец. Отлетает. Несколько секунд светится на цветке и снова усаживается на свой удобный стульчик. Наблюдаю и не верю. Не верю, но вижу! Приласкал бабочку! Явор приглашает попробовать и меня. Бабочка затрепыхала крылышками и отлетела, но недалеко. Она рядом, на еще синем цветке. Прилетает и разрешает мне прикоснуться к ней. Мягкость и прозрачность. Все равно, что ласкать ветер. Невозможно? Прямо сейчас прилетает ко мне в гости. Отдыхает на моих пальцах. Я улыбаюсь ей. Радуюсь ей! Я боюсь, что она улетит, и вспоминаю Александру. 

Ее судьба как эта бабочка. Находит и садится на нее. Но она ее ласкать не спешит. Александра, приласкай бабочку! 

Христина ПАНДЖАРИДИС (Франция-Болгария) 

____________________________________________________________ 

Владимир Димитров — Майстора - выдающийся болгарский художник. Родился 1 февраля 1882 года в селе Фролош. В 1889 году его семья переезжает в город Кюстендил, где будущий художник получает образование. Меняет несколько профессий, работая маляром и писарем в окружном суде, где замечают его талант. На вольные пожертвования своих сограждан молодой Владимир Димитров уезжает в Софию учиться в Художественном индустриальном училище (ныне Художественная академия) у Жеко Спиридонова, Антона Митова, Ивана Мрквички.В первый период своего творчества рисует в основном портреты и пейзажи. В годы двух Балканских и Первой мировой войны числится художником в составе Рильской дивизии Болгарской армии. Создает целый ряд картин, где реалистично воссоздает фронтовую жизнь.После войн Владимир Димитров завоевывает себе популярность художника, бросающего вызов академизму. В 1922 году на персональной выставке показывает картины цикла «Жатва». В 1923 году работает в Италии. С 1924 до 1951 года постоянно проживает в селе Шишковци, недалеко от города Кюстендила. Принимает участие в совместных или делает персональные выставки в Софии, в других городах страны, а также в селах своего родного края. В этот период темой произведений художника чаще всего становится жизнь людей или природа Кюстендилского края.В перечень самых известных картин Мастера входят: «Девушки» 1925—1935 годов; «Молодые сестры из села Дивля» 1928—1930 годов; «Вербное воскресение» 1928 года; «Девушки из Кюстендилского края», «Жница» и «Девушка с яблоками» 1930—1935 годов; «Обедающие жнецы» и «Сельская девушка среди маков» 1935—1938 годов. 

БАБАЙКА 

В лесу жил Бабайка. Маленький пушистый зверёк – вылитый чёртик, только вместо рожек смешные вихры. 

- Живут где-то такие люди, - говаривал ему дядя Водяной, - Которые чуть что сразу детей бабайками пугают. Да ты не расстраивайся, они настоящих бабаек в глаза не видели, вот и болтают всякое. 

Бабайка был необидчивым, но страшно любопытным. Вот и захотелось ему посмотреть, где эти города и страны, в которых бабаек боятся. 

Закинул он на спину свой маленький пушистый рюкзачок, набрал полные карманы орехов, дудочку волшебную прихватил – и отправился в дальнее странствие. 

Шёл он долго, счёт времени потерял, да и считать-то он его не умел – только лес всё никак не заканчивался и не заканчивался, стало Бабайке невмоготу: может домой вернуться? А то заплутаешь вот так и дорогу домой не найдёшь, что тогда? Может, и нет этих других городов и стран, и людей никаких нет?.. 

Но любопытство победило здравый смысл. И скоро в просвете между могучих елей Бабайка увидел огни большого города. «Настоящего» - сказал он сам себе, и не поверил. 

А в городе, в доме, выходящем фасадом на освещённую неоновыми фонарями главную улицу, сейчас как раз мальчику Пете мама сказку читала - про тот самый волшебный лес, из которого бабайка пришёл. Бывают же в жизни такие совпадения! 

И когда Бабайка пробирался сквозь балконную дверь в детскую, он услышал, как мама напутствовала Петю: 

- Видишь, что бывает с ребятами, которые мам-пап не слушают? Съела баба Яга Павлушку и Машенькой закусила. Не ходите дети в лес одни гулять. 

И мама захлопнула книжку. На самом интересном месте! А Бабайке так хотелось узнать, что там дальше с бабой Ягой сделалось? Он ведь даже не подозревал, что такие злобные бабы Яги бывают. Его знакомая бабкаёжка, что в избушке на окраине леса жила, - очень добролюбивой была. Даже угощала Бабайку чаем с малиновым вареньем и пирожки с брусникой пекла. 

Наверное, из-за своих мыслей Бабайка отвлёкся, потому что когда опомнился от раздумий, мама уже Петю одеялом укрывала. 

- И если я буду себя очень плохо вести, ко мне бабайка придёт? – спросил мальчик. 

- Придёт, не сомневайся... И за ушки надерёт, - улыбнулась мама, закрывая дверь в детскую. 

Петя забрался под одеяло с головой и на всякий случай крепко- прекрепко зажмурился. 

А выползшему из-под кровати Бабайке стало немного грустно. 

Настенные часы давно пробили полночь, где-то далеко-далеко чуть слышно играла музыка, а маленький мальчик Петя мирно сопел, раскидав по подушке свои плотно сжатые кулачки. Наверное, ему снился сон, из тех, где бабайкам вовсе не надо пугать детей, и где случаются всякие чудеса. И где с бабой Ягой чай можно пить, непременно с малиновым вареньем. 

Бабайка тоже спал, свернувшись калачиком в Петиных ногах. Ему снился дом. 

Михаил ЛЕРОЕВСентябрь 2011 г. Международная литературно-публицистическая газета 

16 

Магадан 

СОН РЫБАКА. 

ПРИСНИТСЯ ЖЕ ТАКОЕ… 

Сергей Малашко 

Родился в 1962 году в г.Зея,Амурской области. Юношеское увлечение охотой стало профессией.В 1984 году получил диплом охотоведа ,работал по специальности в Хабаровском крае и магаданской области. публиковался в альманахах «Охотничьи просторы» ,»Колымские просторы» ,»Записки охотников ,рыболовов и грибников « (Рязань2010) .В 2008 году выходит книга «Весенняя охота на гуся или бегство от себя к себе .Публиковался в юбилейном сборнике «Неизвестный Магадан» 2009 , сборниках «Чувства без границ « .2011 «Три желания»2011 . Член международного Союза писателей Новый Современник. 

В 2010 году вышла книга «Бальзам для охотничьей души» 

Сон рыбака –любителя. Приснится же такое…. 

Проснулся в один из февральских воскресных дней.С вечера хотелось поехать на Бухту и предаться знаменитому зимнему удовольствию жителей Мухосранска - половить корюшки и ощутить запах свежих огурцов на зимнем морозном воздухе, который витает над бухтой в дни массового подхода этой удивительной рыбешки. Жена разбудила меня в половине шестого утра. 

- Просыпайся, родной, ты же вчера на рыбалку собирался, - мило ворковала жена. – Вставай, лежебока и включай телевизор. Сейчас по местному телеканалу будет выступать самый чрезвычайный начальник и мэр нашего города 

-С чего она такая добрая? - насторожился я. - Часто любая попытка уехать на рыбалку заканчивается в лучшем случае междусобойчиком, а обычно скандалом. 

- Милый, я тебе здесь бутербродиков приготовила, колбаски и сыра порезала, чай в термос залила, удочки помыла еще с прошлой рыбалки, черпак положила, ножи старые подточила, запасные припасла, коробочку со снастями проверила - там лежат запасные грузила и коброчки, крючки- иголки и даже отцеп. Водочки купила вчера всего один литр, «Немировки на бруньках”, которую ты обожаешь больше меня. Одежду постирала и погладила, обувь просушила. 

Я обалдевшими глазами смотрел на жену и не мог поверить в реальность происходящего. 

-А что по телевизору сейчас будет? Ты говорила о каком-то сюрпризе? - с удивлением спросил я жену. 

Она включила телевизор и буквально через пару минут на экране появилась говорящая голова, подозрительно напоминающая мэра нашего Мухосранска. Она заговорила сразу же: 

-Уважаемые сограждане!! Озабоченные организацией досуга в соответствии с последними установками Президента, Премьер-министра, Горкома, Профкома и Собеса о создании наиболее комфортных и благоприятных условий для полноценного и здорового отдыха граждан нашего города мэрия и Главное Управление по Чрезвычайным ситуациям решили принять все меры по организации оговоренных мероприятий. Милости просим Вас посетить ледовые бухты для Вашего отдыха, но с условием - соблюдать разумные меры безопасности по пребыванию на льду. Мы приложим все усилия для того, чтобы Ваш отдых был комфортен и давал заряд бодрости для новых трудовых свершений. Уверен, что проделанная работа станет для Вас приятным сюрпризом. Просим оценить наши усилия и сообщать все замечания. 

Ну а сейчас перед Вами выступит Начальник Управления ГО и ЧС по нашей Мухосранской области.

Я подавился бутербродом, и пытался прокашляться. Увиденное и услышанное, предыдущий опыт отказывался воспринимать все это как реальность. Тем временем одну говорящую голову сменила другая, в латиноамериканской фуражке с задранной до неприличия тульей. 

-Дорогие рыбаки и рыбачки!! 

Просим Вас посетить рыбалку в ближайших бухтах города, где Ваша безопасность будет обеспечена силами нашего ведомства. Доложу Вам утренние результаты ежедневного мониторинга ледового покрова по состоянию на семь утра. Еще ночью наши сотрудники провели контрольные забуривания для определения толщины льда. Установлено, что сегодня обеспечивается безопасный съезд на лед в двух точках. Мы провели расчистку выезда на лед для Вашего удобства. Утреннее патрулирование состояния льда с проведением необходимых замеров позволяет безопасно выезжать на лед на расстояние до 10 километров от берега. Проезд к местам лова обозначен указателями с двух сторон, на границе опасной зоны сосредоточены мобильные патрули, расположенные друг от друга на расстоянии до 200 метров. Каждые два часа в местах лова с применением динамиков будет передаваться метеосводка с состоянием погоды, льда и их динамике. Заезжать за безопасную черту запрещаем. В этом случае возможно применение суровых административных санкций. Надеемся на понимание, и в заключение сообщаю, что вас ждет масса сюрпризов от ГО и ЧС. 

Я вторично подавился бутербродом. 

-Что-то поменялось в этом мире. Ведь так не бывает,- отказывался я верить в реальность происходящего. 

-Милый, собирайся, одевайся, ведь скоро твой друг приедет. Удачной тебе рыбалки, дорогой, - мило щебетала жена. 

Это насторожило еще больше. Подъехал друг, и, погрузившись, мы двинулись к выезду на бухту. Сел в машину, поздоровался с другом и сразу же задремал на заднем сиденье. 

Ехали молча и доехали быстро. Светало. Вернее почти рассвело. выезда на лед я увидел одетых в русские народные костюмы сотрудников МЧС. Женщины были в кокошниках, и праздничных фольклорных платьях, поверх которых были форменные курки со знаками различия и именами.У двоих в руках были хлеб-соль, и они приветствовали нас поклонами. 

-Милости просим на отдых, дорогие рыбаки,- услышали мы пожелания женщин. 

В одной из них я узнал начальника отдела общественных связей Управления. 

Происходящее не умещалось в голове, но шоу продолжалось. Мы выехали на лед и оказались на развилке, где в лед вмороженные стояли два указателя. 

Присмотревшись внимательно я немного смутился. 

Левый указатель был выполнен в идее картонного муляжа мэра Мухосранска в два человеческих роста, указывающего рукой направлении е движения. 

-Послушай, старина, тебе это ничего не напоминает? - удивленно спросил. 

-Если поменять голову, то будет походить на памятник Ленину, только без кепки, - с изрядной долей черного юмора ответил приятель. 

Сколько видел глаз в направлении указанном картонным мэром такими же, как он муляжами с двух сторон была ограничена дорога для продвижения машин. С правой стороны он указывал, как ехать на рыбалку, с левой, как возвращаться назад. 

-Дружище глянь на вторую развилку? Там нечто еще более забавное, - озадачил меня приятель. 

В ожидании сюрприза присмотрелся к стоящим в два ряда другим указателям, аналогичным по исполнению. С той разницей, что с него на нас сурово смотрел Министр ГО и ЧС. Он также бодро указывал куда ехать и как возвращаться. 

-Кого слушаемся - мэра или министра? – спросил я друга. 

- Все равно, им ведь никому верить нельзя. Давай по привычке - налево. А там по фигу кто на указателе, - послышалось в ответ. 

Под суровым взглядом министра мы двинулись к месту рыбалки. Добрались до места. До опасной зоны оставалось километра три. Патрули на снегоходах и катерах на воздушной подушке стояли не её границе. Они были четко видны и готовы пресечь опасные действия рыбаков. 

Вышли на лед, потянулись.Послушался металлический голос из динамика проходящей рядом машины. 

-Уважаемые рыбаки!!! Все Вы находитесь в зоне безопасной рыбалки. Толщина льда составляет шестьдесят сантиметров.Желающих заказать горячего чаю с плюшками могут звонить по телефону 112. Благодарим за внимание. 

-Ни хрена себе сервис,- подумали мы с другом одновременно. 

Пробурили по две лунки, и началось рыбацкое счастье. Клев был отличным, ловили все. Уже через пару часов из той же проходящей машины мягким и бархатным голосом нам сообщили: 

-За прошедшие два часа ледовая обстановка не меняется, изменения направления и силы ветра не предвидеться. 

-Послушай что происходит? Они чего съели, или их повернули лицом к людям? - спросил я напарника. 

-Да нет, просто начали делать то, что должны делать всегда и везде. Оторвали задницы от стульев, прекратили писать никому не нужные бумаги,- вытаскивая очередную корюшку, ответил он. 

Неужели? - еще сильнее удивился я. 

В тот день мы поймали по полторы сотни отборной корюшки и по три десятка наваги. Это был праздник души. Собрали улов и вдыхали морозный воздух, настоянный на огуречном запахе свежевыловленной корюшки… 

Машину подкинуло на ухабе. Меня сильно тряхнуло, и я проснулся. 

Приглядевшись, увидел, что стоим мы у выезда на лед. Вместо милых сотрудниц МЧС в кокошниках наблюдались несколько хмурых милиционеров с резинками дубиновыми, пара мужиков в форменках МЧС. Они дружно охраняли стоящий на ужасном выезде на лед покосившийся столб, где на радость автомобилистов красовался до боли знакомый кирпич. Окончательно я проснулся, когда к машине подошел сотрудник ГАИ и, представившись, начал проверять документы. 

Убедившись, что они в порядке сказал: 

- По распоряжению мэрии Мухосранска выезд на лед запрещен. 

-С какой стати?- окончательно проснувшись, спросил я. 

-А хрен его знает, если по правде,- послышалось в ответ от милиционера, который, будучи хорошим знакомым, мог позволить себе откровенно ответить на мой вопрос. 

- Ну и что делать будем?- спросил я его. 

-Ты глянь на лед. Видишь сколько там машин?- послышалось в ответ. 

-Понял. Давай, напарник по коробке и поехали. Все будет как всегда, - предложил я другу. 

Тот молча включил передачу, и с трудом преодолевая торосы, мы выползли на лед. 

Указателей безопасного движения в виде картонных мэра и министра мы в этот день не нашли, как не увидели ни патрулей или чего - либо из того, что приснилось в сладком мухосранско- корюшачьем сне. А жаль, очень хотелось…… 

ЗНАКОМЬТЕСЬ, ДЕД! 

Хотите верьте , хотите –нет…. 

Одним из притоков красивой, богатой, иногда страшной в своей первобытной дикости реки под милым названием Ола является Ланковая. Она не так полноводна и широка, тихо и спокойно несет она свои воды от истока до устья, являясь местом обитания для многих видов рыб, местом гнездования речных и нырковых уток. Здесь в гармонии живут акклиматизированные ондатра и американская норка, нередко можно встретить красавицу-выдру. Эти места с удовольствием посещают рыбаки, желающие половить кету и кижуча, мальму, хариуса и кунжу. Здесь же можно встретить любителей поискать и добыть уток, гусей, рябчиков и глухарей. 

На всем своем протяжении Ланковая принимает в себя множество ручейков и ручьев, становясь всё шире, солиднее, но быстрой она не становится никогда. Огибая извилистые берега, она несёт свои воды с достоинством больших рек. Самая высокая сопка в пойме Ланковой находится на гряде Билибина и называется “Отметка 1550”. 

Эта сопка завершает собой широкий, но не длинный распадок. Он темен, мрачен, неприветлив, от него в любое время года веет первобытной дикостью. Его склоны внизу заросли густым лиственничником с подлеском из непролазных зарослей ольхи. Верхняя часть склонов покрыта еще более непроходимыми зарослями причудливо переплетенного кедрового стланика. Его дно густо устлано стволами деревьев, поваленных ветром яростной, необузданной силы. 

На вершине распадка, в самом труднодоступном месте, находится необычная пещера. Вход в нее абсолютно незаметен. Ни одна из зеленых травинок возле входа летом не бывает повреждена. Зимой никаких следов на снегу никто и никогда не сможет увидеть. Даже вход, позволяющий взрослому человеку войти туда не пригибаясь, отгорожен от посторонних глаз нависающими сверху толстыми лапами кедрового стланика. Хозяин этого убежища никогда не попадается на глаза ни зверю, ни человеку, предпочитая присутствовать незримо. 

Короткий ход ведет в небольшую пещеру. Она не лишена своеобразного уюта, если его можно так назвать. Ее стены цвета белого камня. На них ничего лишнего, лишь изредка отражаются блики большого яркого костра. Он одновременно дает и тепло. Дым от костра выходит наружу через какой-то потайной канал, проходящий через всю толщу горы. Канал длинен и широк, позволяя дыму не задерживаться в жилище. 

В одном из углов располагается большая лежанка из лиственничных жердей. Покрыта она хорошо выделанными лосиными шкурами. Поверх них лежат выделанные шкуры летнего оленя, служащие идеальным одеялом. Посредине стоит стол на толстых вековых чурбаках. Столешница изготовлена из отесанных с одной стороны лиственничных жердей. На столе большие медные котел, чайник и кружки. Посуда идеально вычищена. Из чайника поднимается аромат каких-то неведомых простому смертному целебных травяных отваров. Посуда сделана в те времена, когда железа еще никто не знал. 

Под оленьим одеялом мирно спит тот, кого зовут просто и коротко - ДЕД. Одеяло откинулось, и показалось человекоподобное существо богатырского сложения, облаченное в одежду, тканную из толстых нитей. Дед поднялся на лежанке, сел и застыл на мгновение. Существо, контуры которого ограничивались в пространстве только одеждой, было бесплотным. Под колоритной одеждой не было ничего материального. И тем не менее Дед был реальностью в параллельном для человека мире - невидимом, неосязаемом, непонятном и во многом непостижимом разуму человека. 

Дед потянулся. Послышался хруст старческих суставов, казалось бы, бесплотной субстанции. Он взял кружку и отхлебнул ароматного отвара. Дед по-богатырски крякнул, будто здоровенный мужик после стакана крепчайшего первача. День начался. Один из многих, счет которым Дед не знает. 

Сколько ему лет, не знает никто, даже он сам. Он не помнит, был ли он когда-нибудь ребёнком. Годы в его восприятии равны неделям, века - двум годам, тысячелетия – четвертью века. Он даже точно не помнит, в каком веке Великий Бог определил ему для надсмотра, поддержания издревле установленного течения жизни участок планеты, ограниченный бассейном небольшой речки Ланковая. 

Круг его обязанностей необъятен: он отвечает здесь абсолютно за все. Ему ведомо где и сколько в его владениях живет пушных, копытных и прочих зверей. Он должен знать, где, сколько и как живет в реке рыба. По его воле ложится снег на его тундру, и только он, когда и как ему вздумается, раскладывает зимой сугробы и надувы. По его прихоти в отдельные годы тундра практически не покрывается снегом. И по его же прихоти в другой год на тундру выпадает столько снега, что весной, когда он тает, мелкие ручьи превращаются в серьезные препятствия. 

Несмотря на свой порой необузданный нрав, Дед стремится поддерживать ровное и определенное Великим Богом течение жизни всех обитателей Ланковской тундры – от могучего медведя до самой мелкой бурозубки. Ему, и никому больше, подвластна жизнь всего и всех постоянно обитающих в его владениях. Под его же власть попадают и те, кто по любой причине даже на короткое время навещают его вотчину. Как встретит Дед гостя, зависит от его настроения, а порой и каприза. Нрав у Деда таков, что предсказать его поведение, понять его логику простому смертному невозможно. 

Дед глотнул травяного отвара и подумал: 

« Какой же день сегодня, в каком веке и в каком году я нахожусь? Что-то я слегка потерялся в реке времени». 

Сам с собой говорить он не хотел и уже давно, вернее почти всегда, просто раздумывал. Думать можно молча, ведь молчание - золото. По каким-то неизвестным приметам Дед сумел определиться во времени. Он находился в 2008 году от рождества Христова, в мае, и число в этом месяце было первым. 

Еще отпив теплого чаю, Дед погрузился в воспоминания: 

«Я видел на своем нескончаемом веку много и разного. Перед моими глазами проходили древние кочевники оленеводы с несметными оленьими стадами, древние рыболовы промышляли на Ланковой рыбу, обеспечивая себя и собак пищей на долгую колымскую зиму. Эти люди жили в гармонии с природой, почитали меня и не раз были отмечены моей щедростью. 

Видел охотников, тяжелым трудом добывающих в моих владениях белку и соболя, многих из них наделял честным даром добычи. Жадных и ленивых не терплю и никогда не буду помогать в их делах. Более того, жестко накажу. Так было издревле и так будет, пока я есть в этих местах. 

Текли века, приходили в этот мир и уходили в иной многие поколения людей и зверей, проживших свою нелегкую жизнь в моих владениях. Всех их я встретил и всех проводил, помогая тем, кто чтил законы тайги. А я оставался, остаюсь и останусь здесь навсегда. 

Кого-то без пощады и иногда жестоко наказывал за нарушение таежных законов. Обычно для виноватых это заканчивалось плохо. Грешен, каюсь, иногда не соизмеряю меру наказания и тяжесть содеянного проступка.Впрочем, кое-что новое и я узнал от них. 

Меняются эпохи, и на смену кочующим оленным людям уже приходят другие. Многие из них едут в мои владения не в поисках пропитания для себя и семьи. Им у меня хочется другого - вернуться в первобытное и неподвластное цивилизации состояние гармонии с собой.” 

Дед еще отхлебнул целебного отвара. .задумчиво глянул на потрескивающий костер. Начинался еще один день его бесконечной жизни…. 

«Интеллигент» США. Учредитель: Сергей Пашков. Главный редактор: Дина Лебедева. Зам. главного редактора: Вячеслав Барыбин. Художественный редактор: Наталья Гордеева .Технический редактор: Сергей Пашков. 

Редакционный совет: Нина Большакова (США), Андрей Сунгуров (Россия), Юрий Тубольцев (Германия). Детская страница: Ольга Аксенова. Верстка: Сергей Истомин. Корректор: Татьяна Вьюжная. 

Художник: Маргарита Рогозик (Петрозаводск). Телефон редакции: +79114149582 (с 14.00 до 21.00). E-mail: provint@yandex.ru. Отпечатано в типографии ООО «РИЦ«Вяйнола», 186930, г. Костомукша, ул. Строителей. Тираж 250 экз. Заказ №_____